— Здравствуйте! — прозвучал знакомый низкий голос. — Вы собираетесь ехать с кем-то другим?
Джо вздрогнул. За рулем черного «ягуара», в двух шагах от него, сидела Сара Драммонд и усмехалась, явно позабавленная выражением его лица.
— О, доброе утро! — Джо подошел к дверце с опущенным стеклом. — Воображение… — сказал он и развел руками. — Мне показалось, что вы приедете на совсем другом автомобиле. И я настолько утвердился в своем…
— То есть, вы об этом думали? — Из автомобиля на него глянули темные блестящие глаза. — Это хорошо. Всегда хорошо, когда о нас думают. — Она протянула маленькую смуглую ладошку, которую он пожал. «Все благовония Аравии»… Джо пошел за чемоданами. — Положите их на заднее сидение. Вот так. А теперь, наконец, садитесь. Я не могу дождаться приезда домой!
Он сел рядом, и они тронулись.
«Я вижу ее третий раз, — подумал Джо, — и каждый раз она совершенно другая».
Они познакомились три года назад в день ее свадьбы с Иэном. Она была тогда красивой, скромной и счастливой невестой, идущей ровным и уверенным шагом, опираясь на руку своего мужа, глядя на него влюбленными глазами, так, будто и не замечала сверкающих вокруг них вспышек фотокамер репортеров обоих континентов, которые торопились запечатлеть для своих воскресных приложений сцену бракосочетания великой драматической актрисы и одного из крупнейших британских ученых. Второй раз он встретил ее год назад, когда она вместе с Иэном была в Лондоне и они условились с ним пообедать вместе в его клубе. Тогда он увидел типичную британскую молодую даму, одетую и ведущую себя подобно всем другим молодым дамам этого круга, с той лишь разницей, что посетители клуба обращали на нее гораздо больше внимания, чем на всех остальных дам вместе взятых. Теперь же он краем глаза видел сидящую рядом молоденькую девушку, которая только что окончила среднюю школу и получила в подарок от отца первый автомобиль. На вид ей можно было дать лет девятнадцать, ну, максимум двадцать. Смуглая, черноволосая и темноглазая, она была одета во все черное, вопреки моде на контрасты и на белый цвет, который подчеркнул бы стройность ее шеи и нежность кожи. А ведь еще вчера вечером она стояла на сцене измученная и сломленная, внезапно постаревшая в течение часа, безумная и тоскующая по смерти, которая принесла бы ей покой и забвение… Сколько же ей лет на самом деле? Она на сцене уже давно, по крайней мере, лет десять. Может, ей тридцать? А может, как и ему, все тридцать пять? Впрочем, какое это имеет значение? Джо глубоко вздохнул.
— Вчера я был потрясен, — сказал он, чтобы нарушить молчание. — Я никогда не видел вас в этой роли и никогда не предполагал, что можно сыграть нечто подобное. Думаю, если б вы жили во времена Шекспира, он написал бы для вас «Гамлета», но не о датском принце, а о принцессе. Жаль, что вы не встретились!