Мне хочется его пристрелить. Заодно узнаю, что при этом чувствуешь.
– Вы действительно считаете, что это сделал я?
– Я знаю, что это сделали вы, – уточняю я. – Да.
Ленцен на мгновение умолкает.
– Почему? – наконец спрашивает он.
Я недоуменно хмурюсь.
– Откуда вы это знаете?
Что за спектакль, Виктор Ленцен? Ты это знаешь. Я это знаю. И ты знаешь, что я знаю.
– Откуда вы это знаете? – снова спрашивает он.
Во мне что-то оборвалось, мое терпение лопнуло.
– Да потому что я видела тебя! – кричу я. – Потому что я смотрела тебе в глаза, точно так же, как смотрю сейчас. Кончай врать, кончай притворяться, я вижу тебя насквозь, я вижу тебя насквозь.
Сердце колотится, задыхаюсь, как будто пробежала стометровку. Он выглядит растерянным. Снова инстинктивно закрывается руками.
Меня колотит. Но одна мысль останавливает меня: если я его пристрелю, то никогда не узнаю, почему Анна должна была умереть.
– Но это невозможно, фрау Конраде, – говорит Ленцен.
– И тем не менее это так.
– Я не знал вашу сестру.
– А тогда зачем ты ее убил?
– Я никого не убивал! Вы ошибаетесь!
– Я не ошибаюсь!
Ленцен смотрит на меня как на капризного ребенка, который уперся и не поддается никаким уговорам.
– Да что же произошло, в конце концов? – спрашивает он.
На мгновение, только на одно мгновение закрываю глаза. Изнутри по сомкнутым векам бежит красная рябь.
– При каких обстоятельствах погибла ваша сестра? И где? – спрашивает Ленцен. – Если бы я знал подробности, мне, возможно, удалось бы вас убедить в том…
Боже, дай мне силы не нажать на курок.
– Я сразу узнала тебя, когда увидела по телевизору, – бросаю ему в ответ.
– Возможно, вы тогда видели кого-то…
– Ты прав, черт возьми! Конечно, я видела кого-то!
– Но не меня!
Как он может так говорить? Как он может так говорить? Мы оба были там, и как он может так говорить, на что он надеется? Мы оба были там, в той комнате, в тот жаркий летний день, с запахом крови.
Мгновенно напрягаюсь, заметив его движение, – он встает из-за стола. Инстинктивно встаю и направляю пистолет прямо в грудь. Что бы он ни сделал, я успею его остановить. Он поднимает руки.
– Рассудите сама, Линда, – говорит он. – Если бы я был виновен, я бы уже давно сознался.
Какой он тяжелый, этот пистолет.
– Рассудите, Линда. Речь идет о человеческой жизни. Я понял, вы – суд присяжных. Вы обвиняете меня в убийстве, и вы – суд присяжных. Так?
Киваю.
– Тогда дайте мне право сказать слово в свою защиту.
Снова киваю, едва скрывая отвращение.
– Есть ли у вас другие доказательства моей вины, кроме того, что думаете, будто видели меня на месте преступления?