– Все в порядке, Ферди, – говорю я. – Отдохните немножко, выпейте со мной кофе.
Ноги как резиновые. Иду в кухню, пытаясь привести в порядок мысли. Если Ферди действительно слышал музыку, то это означает, что… Но тогда и все остальное может быть…
Не так быстро, Линда.
Предлагаю садовнику стул, тот самый, на котором вчера – неужели это правда было только вчера? – сидел и сверкал своими вспышками фотограф. Он, кряхтя, садится, но все это явно напоказ, он еще не в том возрасте, чтобы кряхтеть. А если честно, Ферди куда в лучшей форме, чем я.
Кофемашина гуркает, а я пытаюсь подобрать слова.
– Так, значит, вы были здесь вчера, и к вам привязалась эта песенка, – начинаю я.
Ферди молча смотрит на меня, наклонив голову набок. Потом кивает, как бы говоря: «Ну да. И что?»
– Вы действительно слышали эту песню?
Кивает.
– Где? – спрашиваю я.
– Из окна. Я просто не хотел вас беспокоить. Видел, что у вас гости.
Он в нерешительности умолкает.
– А почему вы спрашиваете? – наконец выдавливает он из себя.
Надо ли ему все рассказывать?
– Просто так, – отвечаю я.
– Вы не подумайте, я не подслушивал.
– Да вы не беспокойтесь, я ничего такого и не думаю.
Кофе готов.
– Ну да, – говорит Ферди. – Окно было открыто, а я как раз возился на клумбе перед столовой, там и услышал эту песню. Она довольно громко играла. Да вы же и сама знаете.
Мне хочется смеяться, плакать, топать ногами – причем одновременно, вместо этого я достаю две кофейные чашечки из буфета.
– Да, – наконец говорю я, – конечно. Я же там была.
Механически наливаю две чашки кофе. Эти новые сведения, которые я только что получила, полностью парализуют мое сознание.
– Мне без сахара и без молока, – говорит Ферди. Я протягиваю ему чашку, беру свою, отпиваю, ставлю на стол, потому что налетает Буковски и начинает лизать мне руки. Треплю его по загривку, почти совсем забыв о Ферди. Он предупредительно покашливает.
– Спасибо за кофе. Мне пора идти.
Буковски, лая и виляя хвостом, бежит вслед за Ферди, а я, как оглушенная, опускаюсь на стул.
Что за спектакль вы играете, господин Ленцен?
Значит, музыка была настоящей, она мне не прислышалась.
А если она была настоящей, кто позаботился о том, чтобы она звучала? Виктор Ленцен? Потому что читал книгу и знал, что я отреагирую на музыку так же, как и мое альтер эго Софи? Если музыка была настоящей, а она была настоящей, потому что слышала ее не только я, то Виктор Ленцен позаботился о том, чтобы она звучала. Потому что у него был план. И он притворялся, делая вид, что ничего не слышит.
Минутку. Мысли мечутся, как стая испуганных птиц. Но был же еще фотограф! Он тоже слышал музыку и должен был как-то реагировать!