Выкидываю приборы и салфетки, которые приехали из кейтеринговой компании, надеваю одноразовые перчатки, беру собственные салатные вилки и столовые ложки, которые вчера вечером простерилизовала, и аккуратно раскладываю на сервировочной тележке. Наконец, открываю новую упаковку салфеток и кладу туда же. Отступаю на шаг и оцениваю свое произведение. Еда выглядит красиво и аппетитно. Отлично.
Снимаю перчатки, иду на кухню, выбрасываю их в мусорную корзину, натягиваю новые и достаю из шкафа единственную в доме пепельницу. Ставлю ее на обеденный стол, за которым мы будем сидеть с Ленценом. Несколько экземпляров моей книги, кофе в термосе, сливки, сахар, чашки и ложечки – уже на месте, так же как и бутылочки с минеральной водой и стаканы. По важности пепельница лидирует с большим отрывом от всех предметов на столе. Я выяснила, что Ленцен курит. Если он оставит мне окурок, это будет как угадать шесть номеров в лотерее. А если он увидит на столе пепельницу, ему даже не придется просить разрешения закурить.
Смотрю на смартфон. До прихода Ленцена у меня еще куча времени. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, стягиваю перчатки и выкидываю в мусор. Сажусь на диван в комнате, закрываю глаза, мысленно пробегаю список того, что нужно было сделать, и прихожу к заключению, что я выполнила все пункты.
Открываю глаза, осматриваю помещение. Микрофонов и камер, которые несколько дней назад двое молчаливых сотрудников охранного предприятия понатыкали по всему первому этажу, не видно. Отлично. Если даже я, зная, что они есть, их не замечаю, то Ленцен их точно не заметит. Весь первый этаж напичкан подслушивающей аппаратурой. Может показаться наивным – ожидать, что Ленцен сам выдаст себя. Но если верить психологам и другим экспертам, вроде доктора Кристенсена, то многие убийцы втайне желают именно этого: признаться.
…Я готова. Сегодня утром, как встала, полчаса провела на своей беговой дорожке – достаточно, чтобы насытить мозг кислородом, и недостаточно, чтобы сильно устать. Приняла душ. Тщательно продумала одежду. Не голубой, который способствует доверительным отношениям, не красный, что излучает страстность и агрессивность, не белый с его невинностью – черный и только черный. Цвет серьезности. Суровости. Ну и конечно – траура. Я плотно позавтракала. Лосось и листовой шпинат – пища исключительно полезная для мозга, как меня уверяли эксперты по питанию, с которыми я консультировалась. Накормила Буковски, а потом заперла его в одной из спален на втором этаже – с миской воды, сухим кормом и любимыми игрушками. Потом занималась едой из кейтеринговой конторы.