– Хорошо, – соглашаюсь я. – Где бы вы хотели?
Он на секунду задумывается.
– А какое ваше самое любимое место в доме?
Конечно библиотека. Но она на втором этаже, и мне совершенно не улыбается тащить этих двоих через весь дом в святая святых.
– Кухня, – отвечаю я.
– Тогда – на кухне, – говорит фотограф. – Отлично!
– Жду вас, – говорит Ленцен.
Замечаю взгляд, который бросает на него фотограф, очень короткий, но вполне достаточный для меня, чтобы понять: эти двое не любят друг друга. И сразу начинаю испытывать симпатию к фотографу.
Иду впереди, фотограф за мной. Ленцен остается в столовой один. Краем глаза вижу, как он углубился в свой смартфон. Мне не хочется выпускать его из виду ни на минуту, но у меня нет выбора. Все начинается не очень складно.
Входим в кухню, там Шарлотта, как раз заканчивает с кофе. Бульканье кофемашины, аромат, все родное, знакомое, успокаивает.
– Мы ненадолго – только сделаем несколько фото, – говорю я.
– Уже ухожу, – отвечает она.
– Если хотите, можете остаться посмотреть, – предлагаю я, чтобы удержать ее от похода в столовую, но сама понимаю, что звучит это несколько странно: с какой стати я приглашаю ее посмотреть, как меня будут фотографировать?
– Я пойду посмотрю, как там Буковски, – говорит Шарлотта. – Он, кстати, где?
– В спальне. И проследите, чтобы он не выскочил, я не хочу, чтобы нас тут беспокоили, – говорю я и делаю вид, что не замечаю осуждающего взгляда Шарлотты.
Наконец она удаляется. Фотограф усаживает меня за стол, кладет передо мной их газету, ставит чашку с кофе, прицеливается, снимает.
Мне трудно сосредоточиться на нем, все мысли – в столовой, с Ленценом. Что он там делает? О чем думает? С какими намерениями он сюда пришел?
Что он обо мне знает? Понятно, он читал книгу. И должен был узнать убийство, которое совершил. Что он чувствовал при чтении, об этом можно только догадываться. А потом – час спустя, день, неделю – что он чувствовал? Бешенство? Страх перед разоблачением? Неуверенность? У него было две возможности: отказаться от интервью и соответственно от встречи со мной. Или же прийти сюда и встретиться лицом к лицу. Он выбрал второе. Он не уклонился. Он клюнул. Теперь он должен выяснить мои планы, что у меня есть на руках. Он наверняка и до этого часто думал о свидетельнице, которая видела его на месте преступления. О том мгновении, больше десяти лет назад, когда мы смотрели друг другу в глаза, ужасном, коротком, как взмах ресниц, мгновении в квартире, где лежало мертвое тело. Следил за ходом расследования? Боялся разоблачения? Пытался найти свидетельницу? И нашел ли? И собирался ли ее устранить? Ее – то есть меня.