Маргарет с чопорной гримаской поджала губы.
– Я не могу оставить эту птицу в покое, – сказала она. – Он сбежал, когда мы его, в сущности, уже держали в руках, и тем самым посрамил всех моих поборников. Вы можете это понять, Дерри? Я видела, как Солсбери уничтожал добрых людей, пришедших на поле битвы с моим знаком Лебедя, из любви ко мне. Где же расплата за тот скверный день? Где справедливость, когда Солсбери со своим сыном преспокойно сидят во Франции, а Йорк в Ирландии? Я хочу, чтобы на родину их доставили в кандалах, Дерри! За все, во что они мне обошлись, за все, чем грозили.
– Ваше высочество, я понимаю. Для меня самого снова б наступило Рождество, увидь я Йорка и Солсбери под судом. Я был в Сент-Олбансе, миледи, и знаю о долгах, которые за ними числятся, да так и не отданы. Но расплаты им не миновать, клянусь. С шестью десятками кораблей, людьми и пушками мы выкурим их, как лис из норы. От вас же я прошу только одного: терпения.
Маргарет сухо кивнула, взмахом руки отпуская своего советника-шпиона. Дерри согнулся в поклоне, при этом в спину ему вступило. Бог ты мой, это уже старость! Взвесив все дела, предстоящие на сегодня, Брюер подумал, удастся ли воткнуть сюда час фехтования на мечах с одним из стражников короля. Верховой ездой Дерри уже овладел и в седле держался заправски. А затем решил научиться еще и сражаться как истинный рыцарь, хотя слегка коробило то, что на занятиях его пока шпыняют, как нерасторопного дитятю. Но решение принято, так что будь добр потей, чего бы это ни стоило.
С его уходом Маргарет опять повернулась к окну, улыбаясь праздничному многолюдству Лондона. Считаные дни оставались до нового года, на который она возлагала надежды великие, как никогда. Вначале Кале, затем Йорк, где бы тот ни отсиживался. Враги мужа будут изловлены, и Генрих, глядишь, сможет проживать отпущенные ему годы в мире и покое. Из всех страданий Англия, безусловно, выйдет лишь окрепшей, как и она сама, ее королева, окрепшая в горниле борьбы. А ведь подумать только, кем она когда-то была – робкой тихоней, с трудом изъясняющейся на чужом для себя английском языке; совсем не той воительницей, которой стала.
Для темной январской ночи море было считай что спокойно. Что и требовалось для замысла Уорика. До этого они втроем три дня пережидали свирепый шторм, бушевавший над Ла-Маншем. Море вставало на дыбы, ревело бешеной белой пастью; утешало лишь то, что королевский флот в такую непогоду из порта не выйдет нипочем.
1460 год еще только вступал в свои права, и всего три месяца минуло со дня побега из Ладлоу. Пока Йорк держал путь в Ирландию, Солсбери с Уориком и Эдуард Марч на рыбацкой лодке ускользнули во Францию. Для них это было падением на самое дно, но тем не менее все трое строили смелые планы насчет своего возвращения, не успев еще даже ступить в крепость Кале. Позднее им нанес визит брат Солсбери Уильям, лорд Фоконберг, приведя с собой сотню человек, а в защищенной бухте пришвартовав две бокастые каравеллы. Популярный в стане сторонников короля, Фоконберг также принес известие о том, что в Кенте собирается ланкастерский флот числом, способным доставить по весне десять с лишним тысяч человек. И если до этой поры кто-то еще имел сомнения насчет своей будущей стези, то теперь это известие развеяло их полностью. Акты о лишении прав состояния уже вышли, и оставлять изгнанников в покое никто не собирался.