С наступлением сумерек вдоль каждой из внутренних стен зажглись светильники и факелы, а во двор были вынесены жаровни, вокруг которых озябшие люди могли хоть как-то обогреться. С большим воодушевлением голодные солдаты встречали забрызганных кровью мясников, что возвращались в замок с кусками мяса. Из всех подвалов повыгребли запасы окороков, колбас, эля и даже горшки с медом и сохраненными на зиму фруктами – все, что так или иначе могло накормить такое количество измаянных долгой дорогой защитников.
Солсбери был одним из тех, кому достались отдельные покои. Сын Йорка Эдмунд вызвался его туда провести, с несколько смущенной приветливостью занимая графа разговором в хитросплетении бесконечных коридоров, комнат и залов. Следом шли двое слуг, неловко остановившихся у двери, когда они наконец оказались на месте.
– Вот ваши комнаты, милорд, – указал Эдмунд, – они не заняты. А вот эти двое все вам постирают и починят, вы только прикажите.
– Да мне б только было где упасть на ночь, – ответил Солсбери. – Подожди минуту, мы вместе вернемся к твоему отцу.
Он скрылся внутри, а Эдмунд из соображений гостеприимства стал его терпеливо ждать. Гость есть гость, даже при столь неординарных обстоятельствах.
Обоз еще только разгружался у ворот, так что Солсбери прибыл почти налегке. Он и впрямь отсутствовал совсем недолго. В комнате он снял меч с перевязью и зимний плащ; успел, видимо, и сполоснуть руки в чаше с водой: возвращаясь с Эдмундом обратно, пригладил себе волосы.
– Ты мне напоминаешь своего отца, когда он был еще молодым человеком, – неожиданно сказал Солсбери.
Эдмунд польщенно улыбнулся:
– Только я его, пожалуй, повыше буду.
В этот момент оба подумали об Эдуарде, и, что примечательно, молодой человек мимолетно нахмурился.
– Твой брат Эдуард, пожалуй, самый высокий из всех, кого я знаю. Уступает единственно сэру Джону де Леону, которого я помню по моей службе во Франции. Хотя сэр Джон был не так хорошо сложен, гм… не так пригож.
– Пригож? – с полуулыбкой переспросил Эдмунд.
Солсбери пожал плечами, в силу своего возраста нисколько не смущаясь.
– Да, я бы так сказал. Сэр Джон был одновременно самым высоким и самым неказистым из всех, с кем я когда-либо пересекался. Несчастный малый, как оказалось. Мог, между прочим, подкидывать над собой бочку, равную ему по весу, вдвое выше собственного роста. Вот уж в чем ему действительно не было равных. Так больше никто не мог. Но увы, несмотря на такую силищу, бегать он не умел. Кое-как волочился, во всяком случае, когда дело дошло до убегания от французского пушечного ядра.