– Это какой же у тебя дар? – не выдержав, прищурился Зил и с головы до ног окинул здоровяка оценивающим взглядом. – Умеешь коз доить?
– Я знаю: дар у меня есть, я чувствую, – Траст приложил лапищу к груди, показывая, чем именно он чувствует. – И дар мой особенный, редкий. Только пока не знаю, какой.
Надо же – дар у него! Поразительная самоуверенность. Проучить бы рыжего за это… Зил заметил на груди Траста кулон из высушенного желудя, внутри которого сидела блоха. Северяне так развлекаются: ловят насекомое, обитающее на теле избранницы, и суют в такой вот сосуд с множеством мелких отверстий, через которые блоха кусает нового хозяина до крови и тем живет.
– Это у тебя там клоп? – Зил притворился, что не знает о странной традиции. – Или муравей?
Трасту польстило внимание лешего. Оставив в покое слегка помятых близнецов, он гордо надулся и задрал подбородок, из которого произрастали редкие рыжие волосины:
– Блоху, что в кулоне, я словил на груди моей прекрасной возлюбленной, с которой я повенчан еще до рождения. После ночи страсти взял добычу. А у тебя, братец ушастый, ничего такого нет? Ты небось и не целовался никогда, верно? – круглое лицо Траста расплылось в ухмылке, отчего веснушки на нем слились в одно сплошное пятно.
Потирая ушибленное и отдавленное, близнецы прекратили стонать и замерли, ожидая ответа молодого лешего.
И Зил, само собой, не мог их разочаровать.
Ведь рыжий напрасно помянул его уши.
– Да уж куда мне, – леший смиренно склонил голову, поросшую короткими русыми волосами, сбритыми на висках и затылке. – Это же такая честь – быть женихом той, которая еще не родилась… И раз на твоей возлюбленной живут кусачие насекомые, то никакая она не красавица, а такое же грязное чудище, как ты!
Быть может, он перестарался, подшучивая над Трастом, но уж больно неряшливо тот выглядел и корчил из себя непонятно кого. Без шуток, здоровяк крайне невнимательно следил за своей одеждой: на штанах его тут и там виднелись пожухлые и вовсе отмершие латки, а куртка вообще выглядела так, будто ее не кормили пару недель.
Траст сжал кулаки-арбузы:
– Да я тебя!..
На трибунах вдруг стало тихо-тихо.
Рвавшиеся с поводков волчарки разом поумерили пыл и заткнули пасти, а ратники прикипели взглядами к центральному выходу на Арену.
Зил почувствовал, как напряглись соискатели вокруг, а Траст вмиг позабыл, что собрался проучить острого на язык соседа. У всех будто сперло дыхание. Трибуны источали волны страха и ненависти, ведь на Арену, ту ее часть, что присыпана толстым слоем песка с опилками, ратники вывели связанную лианами, хорошенько избитую, но все еще непокорную тварь.