Зилу сразу расхотелось продолжать расспросы, но ведь с чего-то надо было начинать поиски.
– Она совсем девчонка, двенадцать годков только-только исполнилось. Волосы рыжие, остра на язык – если такую кто встретит да заговорит с ней, точно не забудет. Зовут Даринка, сестра моя. А Селена мне мать. Я их ищу.
С лица тощего ураганом сорвало пьяную похабную ухмылку и унесло прочь, как и не было:
– Так бы сразу и сказал. А я уж подумал…
– Были, значит, похожие в киломере от поселка, на шляхе у перекрестка, – шамкая, к их беседе присоединился старик, на котором не осталось ни единого пятнышка кожи, свободного от татуировок. Веки и те были исколоты, в чем всякий мог убедиться, когда он моргал. – Бабы те к паломникам прибились. Я туда, значит, к перекрестку, рыбу оттащил волокушей. С утреца вьюнов много наловил. Рыба, конечно, дрянь, торгаши не берут, морщатся, вот и пришлось ковылять самому, не задалось у меня в тот день, так-то уловы о-го-го, всем молодым на зависть, но в то утречко…
Дунуло сильно, порывом ветра сорвало со стола перед Зилом скатерть и сбросило на землю блюда с угощениями. Рыбу, креветок, раков – в пыль-грязь, а сверху салатами из водорослей присыпало. То-то радости собакам да кошкам, наедятся от пуза.
А вот щукарцы происшествию не обрадовались – дружно вскочили с лавок и задрали головы. Самых проворных окропило голубоватой слизью, стравленной через дыхательные отверстия молодого птера. Его хитиновое тело – длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту – блеснуло в лучах солнца и метнулось вниз, к центру площади. Не успев сложить прозрачные, в прожилках крылья, птер врезался в утоптанную землю и брюхом прорыл в ней канаву, не добрав до стола каких-то пару мер. В зеркалах его фасетчатых глаз отразились все празднующие. Хищно щелкнули мандибулы.
Щукарцы попятились: рыбаки прикрывали собой женщин, а те – детей. Зилу тоже захотелось оказаться подальше от хищника, опасней которого на Разведанных Территориях разве что скальный дракон.
Рывком птер встал на суставчатые лапы – и не удержался, опрокинулся на бок, затем, накренившись, завалился на спину. Но прежде с него ловко соскочил невысокий наездник в добротной зеленой куртке, скрепленной с брюками плотной вязки. Голову его скрывали от пытливых взоров специальные обмотки, в полете предохраняющие от обморожения. Чтобы в глаза не попадали насекомые и пыль, на лице наездника раскорячился жучара, живущий в симбиозе с обмотками, его тонкие крепкие крылышки были вроде солнцеочков князя, только бесцветными.
Выставив перед собой вилки, – на некоторых были наколоты жирные куски – рыбаки медленно двинули к птеру. Птер захрипел – и щукарцы, возомнившие себя бесстрашными воинами, испуганно дернулись назад. Глядя на них из-под «солнцеочков», наездник птера широко расставил ноги и скрестил руки на груди.