Недавно у Эдика появился отец Игорь Абрамович, не настоящий папа, но все-таки мужчина в доме, так мама говорит. Но у него нет лестницы, а если бы даже нашлась, он так высоко не взобрался бы. И они все равно ждут электрика, он приходит раз в месяц осмотреть счетчик у двери, у него складная лесенка с собой, заодно лампочку вкрутит. Но она на следующий день перегорает, и они снова месяц в темноте раздеваются и одеваются.
Эдик выходит ко мне, у него бледное лицо... у него всегда бледное лицо, - мама говорит, - Соня, проверь сына, а Соня говорит, да вроде проверено, но все равно, наверное, глисты у него.
Так есть глисты или нет?
Никто не знает, вздыхает Соня, я не видела у него глистов.
Так они разговаривают каждый раз при встрече, а Эдик живет спокойно, не думает о своем лице. Мне нравится, что он бледный, как настоящий артист, мама говорит, он красивый мальчик, только нездешней красотой.
Лучше бы незаметней был, слишком восточный тип, говорит папа, на улице оглядываться будут.
Что оглядываться, может быть похуже, бабка у нас пессимист. Это папа говорит, вы, Фанни Львовна, настоящий пессимист. Я вас понимаю, но жизнь продолжается.
Ничего не продолжается, окончена для меня.
И разговор прекращается, потому что мама дергает папу за руку, или толкает в спину, или наступает на ногу.
Эдик выходит мне навстречу - "а, это ты..." Как будто не знал, что я приду. И мы идем к нему. Комнатка крошечная, но есть дверь, так что настоящее свое место. У стенки диван, на котором он спит, у окна стол, заваленный учебниками, один стул - и больше ничего не помещается: чтобы разговаривать, надо сесть. Он садится на диван, я на стул. К нам льется свет со двора. За окном немного серой земли, и растет большой каштан с широкими листьями. Остальная часть двора покрыта круглыми камнями, как на улице, так что на велосипеде не покатаешься. Но у нас нет велосипедов, и вообще, мало у кого они есть. Зато у Эдика в комнате две замечательные вещи.
На подоконнике стоит телевизор, большой ящик, в нем экран как почтовая открытка, на экране увеличительное стекло, Эдик говорит, это линза с водой, а на линзе наклеена розовая пленка - для цвета. Вечером на диване и стуле сидит вся семья, его мама, тетка, бабушка и теперь Игорь Абрамович еще, а иногда мы приходим с мамой, и еще бывают соседи со второго этажа, у них девочка, но она маленькая, в школу еще не ходит, мы с ней не разговариваем. Если приходят соседи, дверь оставляют открытой, и они сидят в большой комнате у порога, смотрят сюда, все видно. Эдик терпит по вечерам, что дверь открыта и куча народу, зато днем с телевизором наедине. Даже когда телевизор молчит, и то приятно посидеть рядом с ним. Хорошо, подоконники широкие, Эдик говорит, иначе мне телевизор не отдали бы... Дом старый, стены такие толстые, что до форточки Эдик достает палкой или влезает на подоконник с ногами. Если бы не подоконник, телевизор поставить было бы некуда. Это первая его замечательная вещь.