Вот и в разгар войны, 10 февраля 1917 г. английский посол в Копенгагене Педжет телеграфировал министру иностранных дел лорду Грею: «Г. Андерсен уведомил меня конфиденциально, что, по сведениям, полученным от одного шведского банкира, между чинами русского и германского министерств иностранных дел начаты переговоры о заключении сепаратного мира. Посредниками в этих переговорах являются шведско-немецкие банкиры и банкиры германского происхождения в России…»
В качестве надежной опоры своих интересов британцы давно уже рассматривали не царя, а его младшего брата Михаила. Еще менее способный к государственному управлению, чем Николай, да не имевший к тому же и формальных прав на престол (поскольку жена его была не царских кровей), он зато пользовался устойчивой репутацией англомана, был популярен в армии и водил дружбу с «умеренно-либеральными кругами». Лондон вполне лояльно относился к планам преобразовать русское государственное устройство на английский манер, а Михаила можно было представить в качестве номинального символа конституционной России. «Модернизация» слишком консервативной монархии, считали стратеги политики Альбиона, поможет укреплению русской армии перед решающим ударом по проклятым тевтонам.
Но главное, Антанту беспокоило намечавшееся усиление России в результате ее решающей роли в победе над немцами. Перспективы расширения русской сферы влияния на Балканы и Ближний Восток не устраивали ни Англию, ни Францию. Описывая международные масонские конгрессы 1916–1917 гг., определившие будущие границы в Европе, историк Серж Ютен констатирует: «Никакой роли в переустройстве мира союзники при этом России не предназначали». Подготавливая переворот в России, англичане, видимо, считали, что новое либеральное правительство будет более уступчивым в международных вопросах.
В общем, высоколобые сэры «хотели как лучше, а получилось как всегда». Впрочем, щедрость Бьюкенена к русской революции объясняется и еще одним обстоятельством: его принадлежностью к ордену «Золотой рассвет». По некоторым известиям, дипломат с 1915 г. собирал ложу этой таинственной организации в номере гостиницы «Англетер», причем среди посетителей ее были замечены не кто-нибудь, а сам председатель Государственной Думы Родзянко и прочие столпы либерализма. Через «собратьев» по ложе посол Британии и оказывал материальную помощь революционным толпам в мятежные февральские дни. По чьим указаниям была сделана Бьюкененом эта финансовая операция — правительства его величества королевы или ордена?
Особую остроту придает этому вопросу то обстоятельство, что лица из окружения Распутина, готовившие неудачный дворцовый переворот накануне 1917 г., также являлись членами тайного общества. Оно называлось «Балтикум» и играло загадочную роль на русской политической сцене. Закрытое, вероятно, мистико-масонское (как и «Золотой рассвет») по характеру, оно объединяло прибалтийских баронов и вообще аристократов из Германии и России. Сама царица Александра Федоровна якобы посещала собрания и именно там познакомилась с левосторонней свастикой («суувастикой») — символом, который она начертала на доме своего заключения в Тобольске в 1918 г. Нити от «Балтикума» тянулись в Германию, в «Германенорден», — тот самый, который породил ложу «Туле» и позже партию Гитлера.