В ванную Бежевый завел его не случайно.
– Тебя, – усмехнулся он, – эдакого-то чумазого, и на кухню пускать нельзя. – Ты давай-ка, братец, сперва… – Пустил горячую воду, мочало и мыло хорошее, цветочное принес да шмотки какие-то – не новые, но вполне чистые. – Как отмоешься, – сказал, – переоденься. А старое положишь сюда, в мешок, – еще сгодится.
Тоже оказался с понятием: не выкидывать же, вправду, старое шмотье. Эта душегреечка на рыбьем меху, хоть и вся в смоле, а уже вторую зиму его, Федьку, спасала.
За понятие Федька его отблагодарил тем, что отмыл себя без обмана. Чуть не весь кусок мыла извел, даже голову помыл, чего уже года, наверно, полтора не делал. А мочалом – только что кожу с себя не содрал заживо.
Сам чистый, в чистом тоже шмотье, почувствовал себя Федька-Федуло прямо ни дать ни взять буржуём. А горячим борщом уже тянуло из кухни, ох как тянуло! И по запаху не ошибешься: с мясцом был тот борщец, точно, с мясцом!..
Вот что, правда, малость удивило: никакой прислуги у этого буржуя, Бежевого, в квартире его буржуйской не имелось. И борщ сам наливал, и хлеб резал сам. Зато как наливал, как резал! Наливал половником, большущим, как ковш, и таких половников три штуки в тарелку вбухал. А каждый ломоть хлеба отрезáл в два пальца толщиной! Это по теперешним-то карточным временам!..
Однако счастье такое свалилось на него, на Федьку, оказывается, все-таки не задаром. Когда он уже дохлебывал борщ, Бежевый (хоть он плащ свой и снял, но Федька про себя называл его так же, как окрестил с самого начала – Бежевым), – так вот, этот Бежевый вдруг сказал:
– Ухо я тебе, Федор, сейчас подлечу; только помощь мне твоя потом потребуется. А за это и впредь столоваться у меня будешь. И деньжат буду тебе немного подбрасывать, по трешнице, скажем, в неделю… А надобно мне только одно – чтобы ты проследил за одним человечком…
У Федьки в голове промелькнуло: неужто фартовый он, этот Бежевый? А его, Федулу никак себе в наводчики хочет приспособить… Для любого мазурика счастье – к фартовому люду прибиться, – а ему отчего-то колко стало сидеть на табурете…
Но фартовый – это еще что! А чего доброго, работает Бежевый в ГПУ и желает какого-нибудь хорошего человека упечь на Соловки. Федька как подумал – уже ни борща, ни трешницы ему не хотелось. Не приносят они счастье, иудины деньги.
Но, оказалось, следить надо за типом одним, которого давно бы удавить следовало. Про этого типа по прозвищу Упырь знали все мазурики на Сухаревке. Да упырем он, в сущности, и был самым настоящим! Иногда (тоже вот, кстати, деньжат или борща посулив) заманивал к себе кого-нибудь из мазуриков, и потом иного из них находили…