— Нет.
— Тогда не ставь меня в идиотское положение, за то, что у меня они есть! — рявкает он.
— Эм ... про ... прости, — запинаюсь я, действительно чувствуя себя полной идиоткой. Он прав. Это было грубо с моей стороны.
— Я дам тебе адрес, прежде чем ты уйдешь. Было вкусно, малыш, спасибо, — он бросает свой контейнер обратно в пакет.
— Ой, конечно, хорошо с салатом Кобб не может быть плохо, в нем всего понемногу. В другом пакете несколько мягкого овсяного печенья с изюмом, — я указываю на другой пакет.
— Я подожду тебя, — он ставит локоть на стол и опирается подбородком на руку.
— Пару укусов ... и я закончу, — я продолжаю жевать и откусываю еще. — Митч, не делай так, я умоляю.
— Не делать чего, говорить с набитым ртом?
Я закатываю глаза и проглатываю.
— Не сиди и не пялься на меня так, будто пытаешься меня изучить!
— Я должен быть гением, чтобы изучить тебя за одну ночь. По правде говоря, у меня есть чувство, что я никогда по-настоящему тебя пойму. — Он вытягивает руку и пальцами касается уголка моего рта. Я беру его палец в рот и начинаю сосать, мой язык начинает кружить вокруг подушечки. Его дыхание учащается.
— Черт побери, Шарлотта, — говорит он на выдохе. Я отпускаю его палец и озорно ему улыбаюсь, делая мой последний укус и начинаю убирать со стола. Я бросаю взгляд на часы — тридцать минут, возвращаюсь к столу и беру пакет с десертом. Митч забирает его у меня и отбрасывает в сторону.
— Мой десерт не в этом пакете, — говорит он, притягивая меня к себе за талию моих джинсовых капри. Он откидывается на спинку стула и ставит меня перед собой.
— Знаешь, о чем я думал все время, пока был на той встрече? — спрашивает он, притягательно смотря мне в глаза. Его пальцы расстегивают пуговицу и молнию.
— О чем? — я почти не слышу сама себя.
— Я думал о том, — говорит он, расстегивая мои капри и снимая их вместе с трусиками, — как эти прекрасные ноги будут смотреться обернутыми вокруг моей шеи. Потом я думал о своем лице, похороненном между ними, своем языке, дегустирующем эту сладкую киску. — Один палец уже кружит вокруг моего входа.
— Господи, Митч, — вскрикиваю я, задыхаясь, и чувствую себя уже похожей на сто оттенков красного.
— Ты всегда будешь задыхаться, когда я произношу это слово, детка? — он улыбается явно довольный собой, по крайней мере, мне так кажется.
— Ну ... сейчас середина дня. — Вау ... действительно, Поллианна? Митч смеется и качает головой. — Не смей смеяться надо мной.
— Прости. Ты такая забавная, — он сжимает мои бедра.
— Хорошо, только не произноси это слово на «п». Я ненавижу его, — вздохнув, отвечаю я.