— Что она здесь делает?! — воскликнул Иван, отпрянув от окна.
— Пришла навестить старого друга — что тут такого? — невинным тоном проговорила Эмма.
— Но как она узнала, что мы здесь?! Да отойди ты от окна, заметит! — он попытался отстранить Маклеуд. Та ловко увернулась.
— Боишься, что я тебя скомпрометирую? — хмыкнула она. — Не дрейфь, здесь стекла прозрачны только изнутри, снаружи как зеркало.
— Правда? — немного успокоился Голицын. — Я не заметил…
— Да что ты вообще замечаешь?!
— Нельзя ее сюда пускать! — заявил, не ввязываясь в пустой спор, Иван. — Ей только дай повод — завтра о нас напишут во всех газетах Европы.
— Во всех? Круто!
— Издеваешься?! — рявкнул Голицын.
— Немного, — позволив легкой улыбке коснуться своих губ, кивнула девушка.
Тем временем Николь достигла крыльца, и через мгновение гостиную наполнила пронзительная трель дверного звонка.
— Ну что, сделаем вид, что никого нет дома? — уже серьезно спросила Маклеуд.
— Наверное, — пробормотал Иван.
Звук звонка повторился.
— Настойчивая, — негромко заметила Эмма.
— Что есть — то есть…
Звонок прозвучал в третий раз, затем, почти без перерыва, еще дважды. Маклеуд и Голицын притихли, затаившись.
Между тем, убедившись, что открывать дверь ей никто не собирается, гостья сошла с крыльца, приблизилась к окну и уткнулась носом в самое стекло. Иван невольно попятился, Эмма осталась невозмутима.
Тем временем, очевидно, так и не сумев ничего рассмотреть через зеркальное стекло, журналистка двинулась в обход коттеджа. Переходя из комнаты в комнату, Маклеуд и Голицын следили за ее перемещениями. Несколько раз Декуар останавливалась, подходила к окну, пытаясь все-таки заглянуть внутрь, подергала заднюю дверь — безрезультатно. Наконец, завершив полный круг, Николь вновь вернулась к крыльцу, достала из сумочки фотоаппарат-«мыльницу», сделала несколько снимков (Иван вновь невольно отпрянул) и, наконец, удалилась в сторону калитки.
Откуда-то издалека донесся приглушенный раскат грома. Похоже, приближалась гроза.
Капли дождя вперемешку с горошинами градин дробью барабанили в стекло. Вспышки молний рвали ночную тьму, гром грохотал почти без пауз. Поднявшись с кровати, где вот уже второй час безуспешно пытался заснуть, Иван натянул джинсы и вышел из комнаты на внутренний балкончик-галерею, нависающий над пустой темной гостиной, постоял немного, опершись на перила, задумчиво глядя в забрызганное дождем окошко второго света, пробормотал себе под нос: «Стихия, понимаешь!..» и уже собрался было возвратиться в спальню, как внезапно снизу послышался громкий дверной хлопок.