– Не вижу, – отвечает Фюлане (а может быть, Ханум). – Темно. И в крови она. Вот зверюга! (Хотелось бы думать, что эта часть фразы относится к шахзаде Баязиду.)
– А я нашла! – говорит первая из сестер, та, которая осматривает Джанбал. – Вот, смотри…
И она торопливо, но не враждебно, даже бережно, поворачивает голову девушки, отводит прядь волос на виске.
– Вижу… – Голос второй сестры пресекается. – Быстро, скорее, пока он не…
Если войско может куда-то врываться, то оно может и отступать, столь же поспешно, организованным порядком. Так и не сказав ни слова самим девушкам, Ханум и Фюлане стремительно бросаются прочь из каморки.
Айше и Джанбал остается только переглянуться в полном недоумении.
– Они действительно близняшки, – произносит Бал, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Похожи – больше нас с Беком…
– Я только одну из них толком рассмотрела, – призналась Айше. – Ту, которая с тобой возилась. Она действительно похожа… на вас с Беком.
– Что?!
– А то и есть, что похожа. Ты себя небось без зеркала не узнаешь, а я вижу… Вот лет через шесть-семь в точности так, наверное, и будешь выглядеть. Ой… – Губы Айше дрогнули, голос дрогнул тоже.
Геройствовать сейчас незачем, надеяться не на что. Поэтому девушки вдруг одновременно разрыдались.
Какие там пять лет… Для них срок оставшейся жизни – скорее часы, чем дни.
* * *
– Все это странно, – вздохнула Джанбал, вспоминая визит Ханум-султан и Фюлане-султан. – Так странно…
Айше кивнула, не уточняя, что имела в виду подруга. Во-первых, они давно уже научились понимать друг друга без слов, а во-вторых, все происходящее казалось какой-то сказкой, то ли чудной, то ли страшной. Это даже если не учитывать визит султанских племянниц. А уж если учитывать…
Отец Айше вовсе не был близок с великим визирем Ибрагимом-пашой, отцом Ханум-султан и Фюлане-султан. Скорее наоборот: шахзаде Мустафа считал Ибрагима-пашу подлой пиявкой, присосавшейся к телу Оттоманской Порты; неверным псом, отравляющим своим гнусным лаем султанские покои. Эти и не менее резкие слова Айше слышала с самого детства… или ей так казалось, что она слышала их от отца, а на самом деле – от слуг, повторявших слова шахзаде? Пожалуй, второе – но она в этом не уверена: мала была слишком.
Со смертью Ибрагима-паши шахзаде Мустафа немного успокоился, ведь говорить плохо о мертвых означает не уважать себя и Аллаха. Так что больше имя Ибрагима-паши в доме почти не упоминалось. Это много говорило об отношении шахзаде Мустафы к Ибрагиму, ведь отец и для врагов мог найти доброе слово. И тут – нате вам, дочери Ибрагима-паши так сильно заботятся об Айше…