А может, и не было. Шахзаде Мустафа теперь на небесах, и ему там хорошо. Айше верила в это свято. Рядом с шахзаде – его сын, шахзаде Мехмед. Аллах воздал им по делам их.
Ну а живым остается лишь оплакивать близких.
С мамой в последнее время стало невозможно общаться, и дело было не в пронырливых служанках, половина из которых шпионила для проклятой Хюррем, а вторая половина больше всего боялась, как бы их не коснулась десница султанского гнева. Просто Румейса… погасла. Исчезла чуть рассеянная, но неизменно добрая улыбка. Потухли прекрасные глаза. Мама словно бы отстранилась от этого мира, готовая к переходу в мир иной, неизмеримо лучший. О бедах своей дочери Румейса-султан слушала вполуха, отвечала невпопад… То ли живая, то ли уже там, на небесах, с мужем и сыном.
Бабушка, великая Махидевран, которая и сейчас отзывалась исключительно на «Махидевран-султан», обняла как-то Айше и спокойно, прикрыв тяжелыми веками совершенно сухие глаза, сказала:
– Оставь ее, деточка. Со временем придет в себя. Если, конечно…
Махидевран не договорила, но Айше поняла и без слов: если Румейсе будет позволено выжить. Если проклятая Хюррем не доберется и до женщин их рода и их крови.
А еще бабушка добавила:
– Быть близкой к султанскому роду – нелегкая судьба, девочка, и никто не выбрал бы ее по доброй воле. Но Аллах дает каждому по способностям его. И лишь некоторым дает по способностям шайтан.
Приоткрылись веки, блеснули неистовые черкесские глаза, и Айше в который раз удивилась, почему Сулейман Кануни променял это воплощенное пламя, эту неистовую страсть на какую-то бледную моль, у которой и достоинств-то – беспечальный смех, рыжие космы (повыдергать бы их!) да змеиный яд вместо души. Не иначе шайтан, нечестивый покровитель Хюррем-хасеки, сделал под покровом ночи свое грязное дело.
Тогда Айше не выдержала, отошла от бабушки подальше и разрыдалась в глубине сада. Наверняка не одна пара глаз увидела, как некрасиво плачет Айше-султан, и не одни губы донесли эту ну очень важную новость в широко расставленные уши желающих послушать, но Аллах воздаст сплетникам и шпионам по заслугам. А сама Айше после той истерики сделалась на диво спокойной. И вправду женщинам становится легче, если удается выплакать горе.
И вот теперь – гонец от дяди Джихангира. К шахзаде Мехмеду.
Как Айше не расплакалась снова, ведает только Аллах, всемилостивый и милосердный. А он там, в небесах, не расскажет никому, лишь впишет очередную страницу в Книгу Судеб.
Черную весть принес гонец – да и в ответ услышал не веселый девичий смех. Нынче сплетни в Амасье клубились черным дымом, пахли гарью и дурными делами, теми, которые не делают на виду у всех правоверных.