, стали бы все моря внутренними водоемами Порты, были бы поставлены на колени все земные владыки от Кастилии до Роксолании и от Ирана до неведомых стран Доку, дальних пределов Востока… И вообще, те десятилетия, которые мы называем
мухтешем юзйыл, «блистательный век», были бы по меньшей мере удвоены в продолжительности своей.
Ладно, гяуры. В ту пору этого не только вы – ни единый из правоверных не знал.
Но уже тогда было известно, что вызванный в отцовскую ставку шахзаде Мустафа отправился в путь с легким сердцем, не зная за собой вины. Но, наверное, просто на всякий случай предпринял кое-какие действия, чтобы, постигни его злая участь, не пострадали близкие к нему люди. Так, главу своих телохранителей он не то чтобы выгнал со службы, но удалил от себя, выделив ему в семейное владение еще один чифтлык, на самой окраине города Амасья. Вернется он как шахзаде и санджак-бей – легко будет позвать этого телохранителя обратно; нет – не подвергнется тот гонениям.
А еще Мустафа перед отъездом разослал подарки всем, кто был дорог его сердцу.
Но вот чего он вовсе не мог предвидеть, так это то, что злая участь обрушится на всю его семью. Насчет сына-то Мехмеда – ладно, это в обычаях и даже законах Блистательной Порты… хотя, скажем вам, предварительно оглянувшись по сторонам, не подслушивает ли кто: гнусное дело – убивать тринадцатилетних. Даже если они нежелательные наследники, из-за которых может когда-то возникнуть смута. Будто без них не найдется из-за кого… Будто Мехмед – единственный внук султана…
Однако мужской корень порой рубят, такое известно. А вот женский, жен и дочерей, трогать не принято. Положим, старшую, Нергисшах, принудительно выдать замуж – тоже ничего особенного, такое как раз бывает. Но вот младшую, Айше, за что под стражу взяли? И, по слухам, так взяли, что не намерены выпустить ее живой.
Что вы говорите? Да неужто, правоверные? Значит, она привселюдно дала торжественную клятву посвятить всю оставшуюся жизнь мести потомкам Хюррем? За отца и за братьев, особенно младшего?
Да еще на каком-то особом кинжале эту клятву принесла?
Ай-ай-ай, правоверные… Давайте лучше разойдемся сейчас.
* * *
Гонец появился неожиданно. Впоследствии Айше готова была поклясться, что он соткался из солнечных нитей, из полуденного марева. Впрочем, тогда заплаканные глаза девушки много чего не видели, а что видели, то видели неверно. Или наоборот – лучше, чем раньше… Горе размыло мир, обнажило его черные углы, приглушило яркий свет дешевых светильников. И только солнце по-прежнему светило над Амасьей ослепительно ярко. Словно Аллаху не было дела до смерти отца и Мехмеда.