– А Пардино, Бал… Джан! Как же Пардино?
Огромный кот все еще продолжал сражаться с человеком. Вожак разбойников пытался ударить Пардино кинжалом, но тот был опытным бойцом и уворачивался от холодной стали, кромсая незащищенную человеческую плоть когтями и зубами.
– За него не беспокойся, – через силу усмехнулась Джанбал. – Пардино нас догонит.
И внезапно, побледнев, перегнулась через борт. Послышались сдавленные звуки – Джанбал рвало.
– Как ты? Что с тобой? – руки у Айше тряслись, губы тоже, слова получались смазанными, нечеткими.
Джанбал распрямилась, утирая губы:
– Ничего. Я… нормально. Просто у меня это в первый раз… по-настоящему.
Айше понимающе кивнула. Девушки сидели в лодке, уносимой течением, и жались друг к другу. Чтобы хоть как-то отвлечься, принялись горестно стенать об утерянном навсегда котелке. Истерика должна была хоть как-то вырваться наружу, и это был еще не худший вариант. Вскоре лодка сотрясалась от их нервного смеха. Айше даже сочинила стихи о потерянной посуде, благо стихосложению ее обучали как следует.
Ближе к рассвету их догнал уставший, но непобежденный Пардино.
4
Правдиво сказано: зло не остается безнаказанным, во всяком случае, совсем уж. Иногда. И презренный Рустем-паша, низкой клеветой погубивший Мустафу Чистосердечного – да ниспошлет ему (не Рустему, понятно) Аллах в райских кущах тысячу пресветлых гурий, сотканный из алмазного блеска халат и саблю, кованную из солнечного света! – вызвал большое неудовольствие войска. Такое неудовольствие, которое при иных обстоятельствах может перерасти в бунт. Дабы этого не произошло, кинул султан своим воинам… – увы и трижды увы – не голову проклятого Рустема, а его должность.
Пока только ее. Но, возможно, это лишь пока.
Пребывает сейчас Рустем, да останется вовеки презренным имя его, под неявным арестом. В специально для таких дел построенной усадьбе на побережье Босфора живет он. И это такая усадьба, что не дворец, а скорее уж тюрьма.
Жена же его Михримах, дочь Роксоланы-Хюррем и только потому достойная именоваться злодейкой, не удалена из столицы и, всем известно, даже не сидит затворницей в гареме. Постоянно выезжает она то в город, то к мужу. Хлопочет о его делах.
Чтоб вы знали, правоверные, в одном из лучших кварталов Истанбула ей принадлежит особняк, да не просто богатый дом, а прямо-таки дворец. Ну, что вы хотите: султанская кровь, кто ей указ!
Он и охраняется, как дворец, – но все же проникнуть туда стороннему человеку куда легче, чем в воинский лагерь. Особенно если это не просто лагерь, а зимняя ставка султана. Та самая, под Алеппо, куда приехал шахзаде Мустафа и где нашел он свою смерть.