Иначе всякое могло случиться. Ведь прямо степью ехали, привалы делали у ручьев и источников, караван-сарай ни разу по пути не попался. А вот лихие люди попасться могли: разбойничек, которого сейчас мимо провели, в Блистательной Порте не единственный.
На четырех лошадей и наемного слугу Аджарат истратил все золотые из потайного кармашка в поясе. Кармашков таких, правда, было три.
С караван-баши они расстались по-дружески. Аджарат, наверное, мог претендовать на часть оговоренной платы, ведь сопровождал он купцов уже больше половины дороги, но даже не упомянул об этом. Начальник каравана, человек опытный, сразу понял, что случилось нечто совсем уж из ряда вон, и тоже не стал задавать лишних вопросов. Предложил наняться к ним опять, когда через полгода он снова будет отправлять караван из Амасьи; сказал, что сведения собирать продолжит и, если что узнает, известит письмом.
Аджарат дважды механически кивнул. Он сейчас мысленно уже был там, куда вело его другое письмо – то, которое получено вот здесь, прямо в городке-оазисе. Но все-таки вести в нем могут быть и неточны. Могут они и опоздать – да и он сам (Аджарат с трудом заставил себя додумать эту мысль до конца) может опоздать: ведь срок-то на несколько лун крýгом… Так что да, пусть караванщики на всякий случай собирают те сведения, о которых шла речь. И добрые отношения с ними сохранять действительно нужно.
…По мосткам кони пересекли широкий арык. Дальше нелепо, как изумруд на медном перстеньке, лежал коротенький отрезок мощеной дороги – такой, что двум каретам без труда разъехаться: остаток византийского тракта, сейчас он тянулся в никуда, через полсотни шагов исчезая в поле.
Поле…
Вон там, за стеной колючего кустарника, оно и лежит – Ловчее поле. Не ошибиться: над кустарником виднеется бунчук, венчающий какой-то из тамошних шатров. И сокол сидит на нем. И множественный собачий лай – Аджарат прислушался, – слитный лай трех свор с разных концов поля, да еще редкие одиночные вкрапления.
А потом коротко рыкнул барс, мгновенно перекрыв все остальные звуки.
Аджарат удержал захрапевшую, вскинувшую голову лошадь. Сунул руку в карман, нащупал письмо. Доставать, перечитывать его не стал: и так знал наизусть.
«Дорогой мой муж, счастье мое и жизнь моя! Пришло письмо от некого Гафура. Его нет среди имен, которые ты мне называл, однако из письма следует, что это сын одного из купцов позапрошлого каравана, который сопровождал ты, и пишет он, выполняя отцовскую просьбу.
Пишет он, что был в Истанбуле и о твоем деле даже не вспомнил сперва, занятый своими. Однако, накупив товара и отвезши его на склад, озаботился приобрести сторожевого пса, ибо караван должен был отправляться лишь через неделю. Сказали ему, что лучше всего сделать это на Ловчем поле, где не только гончих и борзых показывают. Ты, муж мой, посещал уже главное Ловчее поле в ильче