Трактирщик бросился к кухне.
— Погоди! — окликнул его Корнян. — А вино, то самое, есть?
— Есть. Как не быть!
— То, что я пил две недели назад?
— Есть, есть! — подтвердил трактирщик уже на бегу.
Гремел оркестр, и говорить приходилось громко.
От выпивки люди, сидевшие за столом, становились говорливее, оживленнее.
— Сегодня Лэицэ мог бы и помолчать, — пробормотал Георге Прункул. — В пасхальную-то субботу…
— Оставь его, братец. Пусть себе играет, — отозвался Унгурян. — Ну, какая может быть гулянка без грохота сапог и пыли из-под ног?
— Мы же сегодня сюда не гулять пришли. Завтра пасха, — тихим голосом возразил Прункул.
— Сегодня тебе не хочется, значит, ты и не пьешь! Ты же исповедовался! Мне жена говорила, что ты был на исповеди! — воскликнул толстый Унгурян.
— Правда? — переспросил Василе Корнян.
— Это такое дело, про которое не спрашивают, — отрезал Прункул.
Принесли заказанные блюда, и все трое с волчьей жадностью набросились на еду. Унгурян алчно глотал куски и с еще большей алчностью смотрел на еду.
Цыган Лэицэ на цыпочках, улыбаясь, подошел к трем хозяевам прииска «Архангелы». Остановившись за спиной у Корняна, он тихонько коснулся смычком струн.
Трое золотопромышленников разом подняли головы.
— Не сегодня, Лэицэ! Сегодня мы не пируем, — покачал головой Корнян, доставая пухлый черный бумажник. — А это тебе на праздник! — протянул он музыканту сотенную.
— Значит, сразу урожай! — усмехнулся Лэицэ и сунул деньги в карман, вовсе не удивившись оказанной ему чести.
— Пусть его играет, он же музыкант, — проворчал Унгурян. — Небо не треснет из-за его песни.
— Сегодня мы не гуляем, Лэицэ. Сегодня гулять — грех на душу брать, — назидательно повторил Корнян. Цыган пожелал всем счастливых праздников, поклонился и хотел было уйти.
— Погоди, несчастный, — остановил его Унгурян с набитым ртом. — Я тоже хочу тебя поздравить, — и вынул полусотенную.
Не выразив особых чувств, Лэицэ взял и эту бумажку, сунув в карман вслед за первой.
— На второй день пасхи будешь у нас. Не так ли? — спросил Корнян.
— Непременно! Желаю здравствовать! — подтвердил Лэицэ, отходя от стола.
Все это время Прункул искал, искал и никак не мог найти мелких денег. Цыган удалился, и Прункул только усмехнулся ему в спину.
Золотопромышленники пропустили по стаканчику, потом, под непрекращающийся в трактире шум, по второму и по третьему. Наконец явились слуги и доложили, что лошади заложены. Все трое уже опять толковали о своих «Архангелах».
— С годик они еще продержатся, — утверждал Корнян.
— Годик? Все десять! Сам знаешь, золота там невпроворот! — с напором утверждал Унгурян, с трудом ворочая заплетающимся языком.