— Замечательный праздник! — воскликнул он, снова подсаживаясь к дьячку.
— Желаю тебе жить среди младости и доброжелательства, — отозвался дьячок. — А теперь — перевертыш, — улыбнулся он, наполняя стаканы. «Перевертыш» — означало, что стакан следовало выпить разом и до дна.
Семинарист не стал ждать вторичного приглашения и быстро выпил горьковатое вино.
— Бесподобные музыканты! — восхищался Василе, все еще не отдышавшись после первого своего танца.
— Домнул Василе, это же Лэицэ! А он только раз в году играет для всего села Вэлень. Ну и девушки, конечно! Ты хоть ущипнул ту, что справа? — понизив голос, спросил дьячок, наклоняясь к семинаристу и обдавая его винными парами.
— Что вы такое говорите, дед Гавриил! — покраснел до ушей Василе.
— Что говорю! Да ничего не говорю. Сам знаешь песенку:
Девушки несчастные
Любят губы страстные.
Хоть их ложками корми,
Не насытятся они.
Дьячок негромко пропел песенку, покачивая в такт головой и притоптывая ногами. Заметив, что Василе помалкивает, он спросил его:
— А ты знаешь, кто был справа от тебя?
— Кажется, дочка Прункула.
— Хорошо, хоть разглядел! — вздохнул старик. — Знай, что девица с приданым, и нешуточным. Сдается мне, у нее приданое будет побогаче, чем у дочек самого Родяна.
— Чем у барышень Родян? — удивленно переспросил Василе.
— Да, да! И удивляться нечему. У Прункула вот уже пятнадцать лет, как два пая от «Архангелов». А денежка, если падает ему в руки, солнышка больше не видит, особенно золотая. Не то что Родян, тот мошну не слишком туго затягивает. Жаль только, в школу ее не посылал, — вздохнул старик.
— Кого? — спросил Василе.
— Да дочку свою. Прункул бы не обеднел, если бы года на четыре отдал ее в школу. Замечательная попадья могла бы из нее получиться. Я бы на его месте лучше сынка дома держал.
— Иларие?
— Его самого, Иларие, — подтвердил дьячок, вновь наполняя стаканы. — Сдается мне, станет он адвокатом не раньше меня.
— Образумится, дед Гавриил, он еще молодой, жеребенок, — криво ухмыльнулся семинарист.
— Добрый день поутру видать, домнул Василе, — отозвался старик. — Я теперь никаких надежд на него не возлагаю. Да и отец его, Прункул, тоже, как мне кажется.
Они чокнулись и выпили «Карбанета». За спиной у них послышался звонкий смех.
— Хорошо вы развлекаетесь, старый да малый! — воскликнула Мариоара, положив руку на плечо Василе.
Дьячок поднялся и склонил белую как лунь голову: перед столиком стояла семья священника.
— Пожалуйте к нам! Просим, просим! — весело пригласил старик. — Господи, боже мой! Да найдется местечко, как не найтись! — затараторил он, заметив, что попадья пристально смотрит на соседний стол.