Самолет внезапно погрузился в почти непроницаемую тьму. Дождь хлестал яростно, но порывы ветра ослабли.
Джо приоткрыл глаза. Профессор отвернулся от окна и усмехнулся. Алекс ответил улыбкой, расстегнул ремень безопасности и встал. Он хотел остаться один, прежде чем… Вскоре они должны быть в Найроби, если самолет не изменил немного курс во время грозы. Прежде чем они прилетят, он хотел понять, как все случилось.
Он прошел по салону и сел в свое кресло. Кнокс по-прежнему лежал там, где настигло его острие кинжала, но плед сполз с его лица, а одна рука повисла и мерно колыхалась в такт колебаний самолета.
Джо встал, взял эту холодную руку, с трудом согнув, засунул под плед и прикрыл лицо мертвеца. Вернулся на место.
Едва он сел, как все предстало перед ним неожиданно, словно кто-то направил луч света на лежащую в темноте раскрытую книгу.
Он нахмурился и привстал, как молодой неопытный актер, изображающий на сцене удивление. Но он не удивлялся. Да, это имело значение. Должно иметь значение. Но какое? Ответ звучал просто: если это имело значение, то оно могло быть только одно.
— Но это еще не доказательство, — пробормотал он, — еще никакое не доказательство…
Внезапно за бортом начало проясняться. Посветлело, и самолет выплыл из окружавшей его темной клубящейся массы, оказавшись неожиданно среди белых, истрепанных в клочки облачков. Еще минута — и засверкало солнце, словно они вынырнули из туннеля.
Джо взглянул на часы. Невозможно поверить, но прошло лишь десять минут после начала бури! Качка прекратилась почти так же внезапно, как и началась. Лампы над проходом погасли. Солнечный свет заполнил салон.
Алекс приподнялся и осмотрелся. Надпись над дверью кабины пилотов погасла. С облегчением он достал из кармана сигареты. Но прежде чем успел закурить, дверь кабины открылась и появился Грант.
— Все закончилось, — сказал он спокойно. — Сейчас не должно быть никаких атмосферных неожиданностей до самого Найроби. Так по крайней мере утверждают метеостанции с земли. Надеемся, что все вы хорошо перенесли ненастье. Буря не была ни большой, ни долгой, но болтало сильно, как обычно в тропиках.
Умолк, словно вспомнив, что пришел как свидетель в следствии об убийстве. Подошел к Алексу и сел перед ним.
— Когда началась буря, — сказал Джо, поднимаясь с кресла, — мы с вами, Робертс, начали разговор о телеграмме из Йоханнесбурга…
Молодой человек, услышав свою фамилию, медленно встал и занял свое прежнее место, опершись спиной о стенку кабины пилотов.
— Я знаю из телеграммы, которую мне принесли, — и не вижу причины скрывать это от вас, — что вы едва не опоздали, во-первых, потому, что, хотя день освобождения был назначен на вчера, кто-то из администрации не выполнил все необходимые формальности, а во-вторых, таможенный контроль получил указание произвести тщательный досмотр. Вас осудили по обвинению в хищении неотшлифованных алмазов, большинство из которых впоследствии не были обнаружены. А освободили при условии немедленного выезда из Южно-Африканской Республики. Поскольку вашей семье переданы все вещи, находившиеся в квартире, ранее занимаемой вами в Йоханнесбурге, при себе вам разрешили иметь лишь то, что вы сдали на хранение в тюрьме плюс чек на тридцать фунтов стерлингов, который вам выдали в канцелярии. Его прислал из Лондона ваш отец. В телеграмме перечислены вещи, находившиеся у вас во время досмотра в аэропорту: кроме чека, о котором шла речь, вы имели при себе еще зажигалку, расческу, носовой платок, пачку сигарет и ручные часы марки «Хронос». Все сходится?