В это время из вокзального репродуктора послышался повелительный голос оператора:
— Вагонный мастер поезда № 1112 Васильков, вы снимаетесь с рейса. Передайте смену вагонному мастеру Загорскому, после чего зайдите в узловой комитет комсомола. Повторяю...
Не слушая повторной команды, Андрей Васильков быстро направился в дежурку навстречу своему сменщику. Через несколько минут поезд отошел на восток...
В узловом комитете комсомола сидели двое: секретарь комитета Яша Потехин и майор государственной безопасности Василий Иванович Голубев. Открыв дверь, Андрей смущенно остановился у порога.
— Извините, что без стука. Может быть, мне зайти попозже?
— Нет, нет, — возразил Голубев. — Тебя-то мы и ждем...
Демобилизованный старшина запаса Андрей Васильков возвращался домой с восточной границы. Определенного местожительства у него не было, и своим домом он мог считать любой уголок родины, куда бы ни занесла его удачливая судьба.
При отправке из воинской части он, недолго задумываясь, назвал далекую среднеазиатскую станцию, где воспитывался в детском доме, кончил железнодорожное училище и работал в вагонном депо вплоть до ухода в армию. Полковой писарь, выправляя Василькову дорожные документы, несколько раз вопросительно повторил:
— Станция Жанаарка, Карагандинской дороги? Удивляюсь, как это Орлеанская дева через полтыщи лет объявилась в Казахстане, преобразившись в железнодорожную станцию.
Писарь был человеком начитанным и, мысленно проведя ему одному понятную аналогию между предательским выстрелом в советского дипломатического курьера и костром католической церкви, на котором была сожжена французская патриотка, продекламировал:
В наших жилах —
кровь, а не водица.
Мы идем
сквозь револьверный лай,
Чтобы,
умирая,
воплотиться
В пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
Андрею ничего не оставалось больше сделать, как крепко пожать поэтически настроенному писарю его пухлую руку и двинуться на вокзал.
Откуда было знать поклоннику Маяковского, что Жанаарка в переводе с казахского означает Красная новь и ничего общего с французской патриоткой не имеет.
Билет Андрею достался в воинский вагон, где ехали демобилизованные солдаты и матросы. Предстояла десятидневная тряска на жесткой полке в родной солдатской среде, с новыми дорожными друзьями.
Первые дни в пути, как водится, прошли незаметно.
С утра до вечера всем купе зашибали «флотского козла» — соседями Андрея оказались тихоокеанские моряки. На коротких стоянках матросы чудом успевали купить у босоногих девчонок крупные соленые огурцы. Заскакивая в вагон на ходу, они уже с подножки рассчитывались с маленькими торговками, бросая им в протянутые руки помятые рубли и трешницы. К огурцам всегда находилась «московская». Ее тайком от строгой проводницы тети Даши проносили в вагон проигравшиеся в «козла». С виду крепкие, полнотелые огурцы вели себя предательски: при первом же укусе из них вытекал едкий рассол и выскакивали мелкие семечки. То и другое норовило обязательно попасть на гимнастерку и брюки. Чертыхаясь и отплевываясь, пострадавшие вытирали носовыми платками руки и одежду. И снова, перекликаясь со стуком колес на стыках, гремели «кости» и дружный хохот игроков сопровождал каждый промах противной стороны.