Мы славно дополняли друг друга, но уже к весне я потеряла всяческий интерес к Чуланову, а перед выпуском перестала его третировать. С ним все было ясно, он влюблен в меня, он на все согласен, но он тюфяк, с ним скучно и неинтересно. Безмолвный и безропотный влюбленный, но с таким не видать мне звездной жизни. После школы я напрочь выбросила его из памяти и никогда о нем не вспоминала. Он не оставил в моем сердце никакого следа. Ваня ничем не смог меня удивить, а его терпение и бессловесность вызывали во мне лишь легкую брезгливость. Единственное, что забавляло меня в этой ситуации – наши тонкие и высокие отношения ни разу не вышли за пределы парты. Они остались нашим секретом на двоих. Ваня словно очертил невидимый круг, и я была благодарна ему за умение закрыть женщину своим надежным плечом. В том, что у него крепкое и надежное плечо, я ни секунды не сомневалась даже в то далекое время.
Интернет здорово заставил меня поволноваться. Мне захотелось все бросить и помчаться в Бакшеево, ведь там осталась моя прекрасная юность, но поездку пришлось отложить. Какие-то срочные дела помешали. А потом пошло-поехало, то одно, то другое, и все причины были уважительные: то книгу надо срочно сдать в издательство, то загородный дом ремонта потребовал, то здоровье забарахлило, уж лучше на море съездить, а родина пусть подождет. Никуда мое Бакшеево не денется. Там еще лет сто ничего не изменится.
Но иногда я заглядывала на сайт Омской области. И вдруг снова кольнуло, но больно, до крови, прямо в сердце. Как-то на глаза попалась одна публикация. Мой одноклассник Иван Чуланов погиб. Бедный, так и не дождался нашей встречи! На пятидесятом году жизни попал в дорожную аварию. Я пробежала глазами некролог, заранее приготовившись к хвалебному панегирику. И вдруг меня пронзило, словно мою душу на электрический стул швырнули. Отличник Ваня Чуланов все-таки удивил меня. И пусть после смерти, и пусть не дождался нашей встречи. Я читала скупые электронные строчки и плакала. Было от чего слезы лить. Оказывается, Иван Чуланов родился в одном году со мной, опередив меня всего лишь на несколько месяцев. С малых лет ухаживал за отцом-фронтовиком, израненным на войне. После смерти отца остался единственным кормильцем в семье, с ранних лет работал в колхозе. А ведь я этого ничего не знала! Я ничегошеньки о нем не знала! После окончания школы поступил в Омский университет, окончил, как водится, с отличием. Отслужил в армии, вернулся в Бакшеево, сначала работал учителем, потом вырос до председателя колхоза. Поднял разоренное хозяйство до невиданных высот, его заметили, повысили, он уехал в областной центр, но, узнав, что хозяйство без него гибнет, снова вернулся в село, видимо, сильно любил родное Бакшеево. К работе относился творчески, себя и времени не жалел. Очень переживал, видя, как гибнут в пьяном угаре односельчане. Однажды решил прославить деревенских пьяниц. Повесил на видном месте доску почета, а на ней поместил список всех местных лодырей и алкоголиков, дескать, молодцы ребята, так держать. И ведь подействовало! Многие отказались от дурных привычек. Честное слово, я целую жизнь прожила, но нигде не слышала, чтобы пьяниц на селе прославляли и чествовали с сугубо воспитательной целью. И снова поднял отличник Ваня Чуланов упадшее хозяйство, и снова его повысили. В этот раз он стал главой районной администрации, но его семья осталась жить в Бакшеево, никак не мог Иван Иванович Чуланов бросить родные края, тянуло его туда, не жилось ему на чужбине. И погиб он по дороге домой, спешил к семье. Жаль, не дожил Иван Иванович даже до пятидесяти, почему-то ему был отмерен слишком короткий срок. Зато он смог удивить меня. Нет, не смертью он меня потряс, а своим отношением к жизни. Иван Иванович Чуланов прожил яркую жизнь. Я плакала, разматывая слезами долгую нить наших судеб, тесно связанную школьной партой, но разошедшуюся в разные стороны в самом начале жизненной дороги. То, что для меня когда-то виделось скучным и монотонным, оказалось звездным и щедрым. Я была слепой в юности, я не видела очевидного, и, чтобы докопаться до истины, мне нужно было выпить бездонную чашу страданий и горя. Лишь на пороге зрелости я смогла понять его.