– Успокойся, голубчик! Слышишь, охолонись!
– Убью, мерзавец!
Лицо Мухина исказила гримаса ненависти. Мичман кинулся с кулаками на капитана. Но Голевский толкнул дебошира в грудь. Тот потерял равновесие и полетел в угол печи. Загремели горшки, полетели, один из них разбился вдребезги. Тут же примчалась старуха и громко запричитала:
– Ой, батюшки мои, что же это деется? Опять моряк буйным сделался! Господи, опять лихорадка! Утихомирьте его, барин, а то опять все разнесет и побьет!
– Попробуем, голубушка.
Мухин не торопился вставать. Сначала он заплакал горючими слезами, а потом, взяв паузу, засмеялся нехорошим смехом.
– А, окружили меня. Думаете, коли вас тут великое множество, то можете сладить со мной? Право, ошибаетесь, господа! Вы меня еще плохо знаете, меня, героя войны, гвардейца, храбреца Федора Мухина. Меня сам Вильгельм, король награждал… Черным крестом. Ясно?! Ничего вам не ясно. А ну вас… Я вас, подлецов, давил и давить буду. Усекли?!..
Мичман медленно встал. На его губах играла безумная улыбка. Голевский спокойно наблюдал за ним, но был в полной боевой готовности. От перепившего и свихнувшегося на этой почве товарища можно было ожидать всякого. Ведь этот безумец в пьяном угаре не соображает, что творит.
Предчувствия не обманули капитана. Мухин вдруг схватился за топор и заорал на всю горницу:
– Зарублю подлецов! Всех до одного зарублю!
– Ой, батюшки, – вплеснула руками старуха и метнулась в сени. – Он нас нынче всех поубивает!
Голевский отступил на шаг назад, чуть согнул ноги в коленях и выставил руки вперед. Он готовился провести против бузотера один хитрый и ловкий прием, который до сих пор не раз выручал его в рукопашной драке, в том числе и на войне.
«А, ну, буян, попробуй-ка меня взять!»
– Щас я тебя прикончу!.. – дико зарычал мичман.
Мухин замахнулся топором и ринулся на Александра Дмитриевича. Но капитан не дремал. Резко развернувшись, капитан подсел под мичмана и, подбив того бедром, кинул через себя…
Мухин с грохотом, словно куль с картошкой, рухнул на пол – и топор вылетел из рук. И пока мичман приходил в себя и осмысливал, лежа на полу, что же с ним произошло, Голевский живо скрутил его.
Спустя минут пять примчалась старуха с подмогой.
– Живой барин? – спросила старуха, но, взглянув на недвижимое тело моряка, снова обеспокоилась. – Чай, не убился Федор наш?
– Да что ему будет. Полежит немного да проспится. Давайте веревку, вяжите его, голубчика. Да покрепче, а то придет в себя, заново в драку полезет.
Добровольцы навалились на моряка всем гуртом и связали его веревкой. Мухин, поорав, вскоре отключился. Его бережно перенесли на кровать.