– Хорошо. Губернатор распорядился отписать секретное донесение в столицу. Ожидаем указаний насчет тебя. Будем уповать на Господа нашего, чтобы все обошлось. Скверная ситуация… Унтер, отвезите господина офицера в тюрьму. Подальше от людских глаз.
– Позаботься об Игнате, Андрей, – попросил Полозова капитан. – Он служил еще при моем отце.
– Хорошо. Все устроим, – заверил его кузен.
Жандармы – фельдъегерь и унтер-офицеры – посадили Голевского в закрытый экипаж и отвезли в тюрьму. Там его посетил комендант, какой-то старик с боевым орденом, сказал «милости просим», пару дежурных фраз и удалился. Затем Голевского отвели в камеру.
В камере посередине стоял деревянный стол с двумя табуретами. По углам находились два деревянных топчана с жидкими грязными матрасами, с грубыми холстяными простынями, серыми одеялами из колючего сукна. Виднелся угол печи. Было темно и сыро. Через узкое оконце с решеткой едва пробивался дневной свет. На одном из топчанов Голевский рассмотрел здоровенного мужика, фельдфебеля по званию, с окладистой черной с проседью бородой, хмурого и неприветливого.
– Как зовут? – спросил сокамерника Голевский.
Тот исподлобья посмотрел и неохотно ответил:
– Порфирий.
– За какую такую провинность бросили сюда?
– Свого барина зашиб до смерти. Пришел на побывку в деревню и зашиб.
– Да за что же, голубчик? – изумленно спросил Голевский.
Порфирий снова посмотрел исподлобья.
– Младшего приказал наказать плетьми. А они, сучьи душегубы, запороли его насмерть, опосля умер у меня на руках.
– А чем же провинился твой сын перед барином?
– Двух карасей словил в хозяйском пруду.
– Ясно. А каким образом, голубчик, ты умертвил барина?
– Вилами. Пропорол насквозь, силушка у меня немалая. Вилы – вещь хорошая. И в хозяйстве сгодится, и для рати. Я французиков любил вилами колоть. А еще ножичком. Как поросят их свежевал. А еще хитростью извергов брал, когда они драпали из России-матушки. Давал им выпить и закусить. Но чаще колол или рубил. Ненавидел я их, извергов.
– Так ты голубчик, воевал против французов? – оживился Голевский.
– Да, ваше высокоблагородие. Воевал. И в пехоте, и в партизанах. А в партизанах у Василисы, слыхали? У Кожиной. Попал под Смоленском в плен, бежал и к ней потом попал.
– Молодец, Порфирий. Дай-ка я тебя расцелую за это. Я тоже воевал. Ты – мой боевой товарищ!
Они обнялись как братья. Порфирий оттаял и стал разговорчивее и доброжелательнее.
– А вас за что упекли сюда, ваше высокобродь?
– Да ни за что, – замялся Голевский. – Без вины виноватый.
– На Руси так испокон веков. Арестовывают невиновных, а злодеи живут на свободе.