– А тебе, сестричка, послание. – Вера протянула письмо.
– Мне? И от кого? От Александра Дмитриевича?! Какая прелесть!
Щеки ее заалели от смущения и радости. Даша, сгорая от любопытства, быстро развернула письмо. Глаза ее озарились счастливым блеском.
– Вера, взгляни. Это стихи! Они посвящены мне! Браво!
– Я рада.
– Послушай, сестрица!..
– Слушаю, – Вера кисло улыбнулась.
Даша, не обратив внимания на реакцию сестры, начала читать вслух:
О, взор, пленяющий меня!
Глубины сини поднебесной.
Ты полон дивного огня
И непорочности прелестной.
Оков лазурных жалкий раб
Охвачен страстью роковою.
Я пред тобою дивно слаб,
Но гордость призываю к бою!
Сдаваться сразу мне претит,
Но мой рассудок понимает:
Сей взор никак не отразить!
Душа пиита погибает!
Нижний Новгород, 1831
– Великолепные стихи! – воскликнула Даша и невольно прижала листок к груди. Словно пыталась согреть свою душу этими горячими от любви стихами.
– Чудесные, – согласилась Вера и помрачнела.
– Извини, мне перечесть их охота, – засмущалась Даша и счастливая убежала в свою комнату.
Вера, загрустив, присела на диван, взяла Дашин журнал, рассеяно пробежала глазами по страницам… Вдруг лицо ее сморщилось, губы обиженно надулись, задрожали, глаза предательски увлажнились. Вера в сердцах бросила журнал на пол и горько заплакала.
Она страдала! Ей было жалко себя. Брошенную, несчастную, бедную. Она сожалела о прошлом, в котором она когда-то была по-настоящему счастлива. В том прошлом присутствовали дикая сумасшедшая влюбленность, блестящий красавец-офицер, великолепные балы, интересная насыщенная жизнь, неповторимая молодость, былая девичья красота и свежесть, которую, увы, уже не вернуть. Если бы она тогда не сделала свою роковую ошибку, отрекшись от Александра Дмитриевича, то была бы счастлива сейчас, как Даша. Была бы, но… не получилось.
Вера страдала и плакала. Хорошо, что никто ее не видел в эту минуту: выглядела она весьма неприглядно. Сморщенное, покрасневшее лицо, сжатые от обиды губы, тоскливые, заплаканные глаза.
Едва графиня успокоилась, вытерла слезы, как вошел Федор и громогласно доложил:
– Барыня, прибыл граф Дубов! Желает видеть вас с Дарьей Николаевной! Изволите принять?
– Петр Каземирович? Ладно, проси. И предупреди о прибытии его сиятельства Дарью Николаевну.
– Слушаюсь, барыня.
Вера поморщилась.
«Даша не обрадуется этому визитеру. Граф безумно влюблен в нее, мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Но Даше он безразличен, Голевский – вот ее герой. Голевский – вот ее суженый».
Так и получилось. Даша была недовольна приездом влиятельного жениха, но вынуждена была согласиться принять его. Дубов – напыщенный горделивый мужчина лет пятидесяти шести с ледяным тяжелым взглядом – весь вечер восторженно смотрел на Дашу, говорил ей пышные витиеватые комплименты, намекал о серьезности своих чувств и намерений, а она откровенно зевала и сухо ему отвечала. А потом вздохнула с облегчением, когда его сиятельство, недовольный и обиженный, решил откланяться.