Приложение 2.
Заявление генерала Врангеля:
«...Мы будем бороться не за монархию или республику, а за Отечество, за его свободу и честь. На этом основном положении и объединились вокруг меня русские люди самых различных политических течений — от монархистов-конституционалистов до народных социалистов, образующих орган, имеющий характер национально-государственного центра... Это не есть правительственный орган, как тенденциозно стараются изобразить его некоторые враждебные нам группы. Это только национально-государственный центр, по примеру аналогичных центров, имевшихся у других народов, вынужденных оставить свою родину. Ни на какие правительственные функции он не претендует... Мне и моим соратникам приписываются германофильские симпатии. Это столь же нелепо, как и попытки усмотреть в моей работе военную подготовку... В рядах моей армии я никого насильно не удерживаю. Подчинение добровольное и всякие рассказы о белом терроре и тому подобное — сознательная ложь...»
Резолюция на информации:
«Срочно принять меры к отозванию «Мишеля», обеспечению связью «Доктора».
Из дневника профессора Шабеко
«Париж! О Париж! Прекрасный свободолюбивый город! Стоишь ли ты по-прежнему мессы, или и здесь мне уготовано очередное разочарование? Найду ли я правду, понимание, поддержку? И — главное! — управу на шайку грабителей, засунувших руки в кладовые народного добра. Грабителей, к которым в числе главнейших принадлежит, увы, и мой сын...
Но мир не без добрых людей! По приезде все сложилось для меня чрезвычайно удачно: чудесным образом разрешилась проблема, чуть ли не самая большая и трудная, — в первые же дни нашлась крыша над головой. Мансардная каморка на рю Дарю, которую благородно предложил мне разделить с ним бывший мой ученик по университету Лев Федорович Федоров-Анохин, не узнанный мною по причине едва ли не саваофовской бороды, отращенной на чужбине за три года. Дитя первой, спокойной еще, одесской эмиграции, он осел в Париже и обзавелся работой, о которой можно лишь мечтать, — зная дюжину языков, получил должность корректора в русском отделе издательства «Зерна». Нашел он и для меня переводческую работу — небольшую правда, низкооплачиваемую, разовую — сделать перевод трех искусствоведческих статей с французского на русский и двух с латыни на русский (боже, кто ныне интересуется подобными статьями?). Окрыленный парижскими успехами и получив мизерный аванс, я кинулся в дело, ради которого, собственно, и оказался здесь...
Не стану описывать всех мытарств — физических и нравственных — и всех своих блужданий по всевозможным конторам, агентствам, благотворительным обществам, редакциям газет и так далее и тому подобное. Вскоре страшная в своей простой достоверности картина предстала моему взору. Крупные воры, действуя грубо и нагло, по-прежнему хозяйничали в чужом доме, грабя, уничтожая, не щадя ничего на глазах либо равнодушной, либо изумленной, но одинаково безучастной публика. Не она помогла мне, но сами воры, в стане которых, как и следовало ожидать, начались трения и открытые распри по поводу дележа добычи. Risum teneatis, amici?!