Количество присутствующих в зале суда увеличилось чуть не вдвое. Много русских дам и генералов. Особо много адвокатов и журналистов. Поминутно вспыхивает магний, щелкают фотокамеры. Толпа ожидает, когда доставят подследственную. Наконец, толпа приходит в движение — точно волна прокатывается от стены до стены. Полицейские быстро и незаметно проводят Плевицкую. Она еще более похудела и осунулась. Лицо желтовато-серое, глаза потухшие. На ней прежнее черное крепдешиновое платье с черной широкой лентой, охватывающей ее лоб; она в длинных черных перчатках и шнурованных высоких ботинках. Суетливость толпы, общее любопытство и поминутные вспышки магния раздражают Надежду Васильевну. Она болезненно морщится, отворачивает лицо, закрывается черным шелковым шарфом. В трех шагах на ее пути — жена генерала Миллера Наталья Николаевна, рядом — брат ее мужа и сын Николай Евгеньевич — худощавый молодой человек в очках. За ними еще группа свидетелей: генерал Деникин, вызванный в Париж специальным разрешением французских властей, Шатилов и Кусонский.
Наталья Миллер кажется очень обиженной и заплаканной, с трудом старающейся сохранить спокойствие и собственное достоинство. Она тоже в черном платье, бархатной шляпке. И минимум украшений — лишь золотые сережки, часики на груди, золотая лорнетка. Глаза опущены, губы строго поджаты. Она будто демонстративно не чувствует приближения своей бывшей подруги. И вдруг, не сдержавшись, протягивает к ней руки:
— Надежда Васильевна, вы должны помочь мне найти мужа.
— Боже мой. Я не знаю... Верьте. Я в этом не виновна.
— Заклинаю, скажите правду! Бога ради!
— Господи! Я не виновна ни в чем, повторяю вам...
Секретарь суда монотонным голосом читает обвинительный акт. Маются в сонливой неподвижности двенадцать присяжных — торговцы, чиновники, мелкие рантье. Плевицкая безотрывно смотрит в окно. Иногда — косым, коротким взглядом — на витрину с вещественными доказательствами. Их мало.
Председатель начинает допрос. Переводчик, торопясь, старается объяснить подсудимой общий смысл вопросов и ответов четырех полицейских, вызванных сегодня в качестве свидетелей.
Затем слово получает следователь Рош. Он докладывает: «Комиссар из Гавра с уверенностью свидетельствует, что видел автомобиль советского полпредства, прибывший в порт, после чего на пароход «Мария Ульянова» началась погрузка больших ящиков. Это показалось ему подозрительным и он немедля протелеграфировал в Париж, в отдел политической полиции, откуда ему сообщили, что в его рапорте нет необходимости и он может повредить отношениям между Францией и СССР»... Его коллега, правда, опровергает подобное мнение: он не допускает мысли о том, что тело Миллера могло быть увезено на «Марии Ульяновой»: судно ушло раньше появления подозрительного автомобиля, времени для доставки и погрузки ящиков у злоумышленников просто не было. Третий свидетель, по его словам, хорошо знающий русских из среды бывших военных, дает весьма нелестные отзывы о ближайшем окружении Миллера, а особо — о Скоблине и Туркуле. Отвечая на вопрос комиссара о повторном обыске в советском доме, свидетель выражает решительно: у полиции-де не имелось оснований к новому обыску.