Витек так Факира и не нашел. В феврале сорок девятого его с повышением перевели в воеводское управление, а летом на лесной дороге его машину расстреляли из засады аковцы, и никто из четверых не уцелел. Скверный выдался год — тогда же, в сорок девятом, точно так же в аковскую засаду попал и погиб не кто-нибудь, а замминистра обороны Польши генерал Роля-Жимерский. Не знаю, поддерживал ли преемник Ружицкого ориентировку на Факира, но известно достоверно: в середине июля пятьдесят третьего, когда я уезжал из Польши, его так и не нашли. А та чертова корзиночка с земляникой, оказалась, к счастью, последней неправильной вещью, которую я видел в жизни. Никогда больше не случалось ничего такого — и хорошо, по-моему.
Вот и вся история, собственно. Но коли уж мы сидим третий вечер… Хотите, расскажу кратенько про свою дальнейшую судьбу? Вы об этом ни в одной книге не прочитаете, как-то до сих пор не принято об этом писать. Но и подписок я никаких не давал. Хотите?
Ну так вот… В октябре сорок девятого министром обороны Польши стал маршал Рокоссовский. Как писали тогда в газетах, по просьбе польского правительства и с согласия советского. Ну, между нами, прекрасно понятно, кто его туда назначил. Я же говорю, за поляками нужен был особый пригляд.
Свои мелкие интриги поляки, несмотря на весь присмотр, плели. И Рокоссовского очень быстро взяла плотно «под колпак» польская военная разведка — между прочим, по принадлежности ему же и подчинявшаяся. Шустрые попались подчиненные… Ну, а мы организовали постоянное контрнаблюдение за этими шустриками. В детали я вдаваться не буду — не знаю, можно ли…
В конце июля, через три с лишним месяца после смерти Сталина меня вызвали в Москву. Формулировка была стандартная: прибыть для получения нового назначения, на передачу дел и сборы — трое суток. На сей раз передача дел длилась гораздо дольше, чем тогда, в сорок пятом, и уже не устно, а с подписанием бумаг. И сборы тянулись дольше — успели, как люди семейные, обзавестись кое-каким барахлишком, которое не хотелось бросать.
Да вдобавок нужно было решить в лихорадочном темпе два вопроса. Один — посерьезнее. Поскольку по формулировке было ясно, что в Польшу я уже не вернусь, жене следовало за трое суток уволиться, что в те времена было не так просто сделать. Даже то, что она не военнослужащая, а вольнонаемная, могло делу и не помочь. Но у меня были неплохие отношения с начальником представительства МГБ (точнее, уже МВД — буквально через несколько дней после смерти Сталина МГБ влили в МВД). Он и подписал уже в первый день приказ об увольнении — «в связи с требующимся в Москве лечением». Возможно, такая быстрота объяснялась еще и тем, что времена стояли зыбкие, мутные какие-то — мы уже знали, что арестован маршал Берия, несколько человек из высшего руководства министерства, некоторые министры внутренних дел в республиках. И никто ничего не понимал…