Чертовы цветы благоухали себе по-прежнему, как ни в чем не бывало. Достав шифрблокнот и несколько листов чистой бумаги, я справился быстро. И тут же понял, отчего немец едва ли не плясал. Тут и нам бы не грех сплясать…
Не подвело Витюху чутье — дело рвануло. Абверовцы с той стороны приказали майору в кратчайшие сроки подыскать в окрестностях, в тамошних лесах поляну таких-то и таких-то размеров, крайне желательно — без поваленных деревьев, больших ям и пней. О выполнении приказа сообщить немедленно, вне обычного расписания.
Неужели мы вытянули-таки десятку к тузу? Рано радоваться, но весьма даже не исключено. Размеры требующейся площадки, которая должна быть как можно более ровной, вполне позволяют выдвинуть версию, что они не просто хотят выбросить парашютистов, а собираются сажать планер — не только с гостями, но и с дополнительным грузом. Такое случалось. И радиограмму такую следовало донести до сведения полковника первой, а рапорт о ЧП отправлять вторым, пусть даже получается выигрыш всего-то в пару минут…
Я уже своим шифром зашифровал немецкое к сообщение. Потом тем же макаром — короткое донесение для Первого, для полковника Крутых, привычно составленное в уме в кратчайшие сроки.
«Леший — Первому. Сегодня около полудня по дороге из верхнего лагеря нижний бесследно исчезла радистка Камышева. Ее планшетка и все имевшееся при ней личное оружие обнаружены мною лично лесу. Жду указаний».
Ага. Именно такой позывной мне на сей раз присвоили — Леший. «Потому что в чащобе сидеть будешь», — ухмыльнулся полковник. А настоящим лешим — конечно, фигурально выражаясь, — как выяснилось, оказался вовсе не я…
Пошел к себе в палатку, так и держа свернутые вчетверо два листа бумаги в руке, — идти всего-то в соседнюю палатку. Вошел. Витя, маявшийся на раскладном стульчике, обрадованно вскочил. Ружицкий, полулежавший на своей раскладушке с пухлым растрепанным томом «Крестоносцев», тактично сделал вид, что погружен в чтение. Как и я порой поступал при его разговорах с Томшиком. Кое-что мы друг от друга секретили — пусть и братство по оружию, но такое уж у нас обоих ремесло, — но в этом случае оба всегда выходили на открытый воздух. Никаких обид, служба такая. В данный момент я не видел необходимости уводить Витюху из палатки — Ружицкий и так знает, что из обоих лагерей ведут радиопередачи. У него самого рация — вон она, в уголке — на которой он работает сам, морзянкой (я в это время опять-таки тактичности ради притворяюсь веником в уголке).
— Слушайте приказ, товарищ старший лейтенант, — сказал я насквозь официальным тоном. — Вот это немедленно передадите Первому. Чтобы не перепутать, сразу положите в левый карман. А это — вслед за первой.