Джордж Малькольм сел на широкий диван; его голова была охвачена огнем, сердце билось, он с лихорадочным нетерпением ждал появления незнакомки. Каждая проходившая минута казалась ему вечностью.
Однако его ожидание продолжалось недолго. Одна из портьер медленно приподнялась, и перед глазами молодого человека предстала таинственная, прекрасная женщина.
Кисейная туника, вышитая серебром и почти прозрачная, едва скрывала ее тело. Густые, роскошные волосы спускались до самых пят. Большие глаза сверкали через отверстия в маске.
Джордж бросился к ней и, преклонив колена, безумно прошептал:
— Значит, это не сон! Вы существуете, сударыня! И сегодня откроетесь мне, вашему поклоннику…
— Да, я откроюсь тебе, — отвечала незнакомка, — ты увидишь меня, потому что я люблю тебя!
Несколько часов спустя наш герой снова остался один. Проводник, в котором наши читатели, конечно, узнали Согора, вывел его из комнаты, не забыв предварительно надеть повязку на глаза. Они вскочили на лошадей и помчались по темной аллее.
День начал заниматься в тот момент, когда Джордж Малькольм соскочил с коня в нескольких шагах от дома отца.
Джордж Малькольм условился со своим таинственным проводником, что каждый вечер около десяти часов он будет прогуливаться в саду возле дома и, услышав троекратный крик совы, извещающий о желании незнакомки в маске видеть его, поспешит к Согору, ожидающему в конце дороги.
В течение двух недель сигнал раздавался восемь раз, и восемь раз Джордж Малькольм спешил на свидание с лихорадочной поспешностью.
Мы будем не правы, если скажем, что наш герой полюбил незнакомку. Джон Малькольм очень точно выразился, что нельзя полюбить женщину, лица которой никогда не видел. Но странная незнакомка непреодолимо влекла к себе молодого человека. Его мысли были сосредоточены только на ней. Сладострастная дрожь пробегала по его жилам при воспоминании о благоухании, распространявшемся от ее волос, и ему становилось грустно уже при мысли о том, что настанет время, когда он больше не услышит знакомого сигнала.
Иногда он вспоминал рассказ отца о Марии Бюртель, и тогда его честная, благородная натура восставала против самого себя, проклиная увлечение, которому он не мог противиться.
«Мое поведение отвратительно! — думал Джордж. — Скоро наступит минута, когда отец представит меня кроткой, целомудренной девушке, которая станет моей невестой. Вместо того чтобы предложить свое сердце, достойное принять ее, я стал рабом неизвестной женщины, по капризу овладевшей мной и постоянно призывающей меня для удовлетворения своей страсти. Разве это не подлость? Разве я не обманываю заранее ту, которая станет носить мое имя?»