– Здорово, – позавидовала Кара. Вечера в доме Делейни проходили по-другому: мать обычно с раздражением вопрошала, где носит отца.
Пепе склонил голову набок:
– Да, это было здорово.
Он добавил дорогой какао-порошок в подогретое молоко. А до этого всыпал туда ложку сахарного песка и тщательно перемешал.
Думая сейчас о своем детстве, он понимал, что оно было безоблачным. То, что он второй после Луки, его не тревожило до подросткового возраста. Теперь, оглядываясь назад, ему казалось, что с самого начала родители многого от него и не ждали – он рос озорником, – в отличие от того, чего они ждали от серьезного, послушного Луки. Брата воспитывали как наследника семейного бизнеса. Его готовили к этому со дня рождения.
Пепе снял кастрюльку с плиты за секунду до того, как содержимое поднялось шапкой, и разлил шоколад по двум кружкам. Когда он повернулся к Каре, передавая ей кружку, то грудь у него сдавило.
Ее короткие ноги свесились с края стола и не доставали до пола. Она покусывала нижнюю губу и, кажется, не замечала, что верх кимоно у нее немного распахнулся, и он мог видеть дразнящую ложбинку на груди. В тот первый раз, когда он приник губами к ее восхитительной груди, то думал, что умирает и возносится на небеса.
За месяцы после той сказочной ночи он старался подавить в себе ощущение этого чуда. Но чудо не исчезло – оно затаилось где-то на задворках памяти, насмехаясь и дразня. Часто это ощущение заставало его врасплох: то ее облик возникал перед глазами, то он неожиданно улавливал знакомый запах. А результат всегда был один и тот же – приступ желания, которое простреливало его насквозь, ударяло в пах и стягивало грудь. То же самое он испытывает сейчас. И это желание превратилось в почти постоянную боль с того момента, когда он стоял рядом с Карой у алтаря при крещении Лили.
Будь обстоятельства иными, та одна ночь не стала бы последней. Он, несомненно, вернулся бы. Черт, да он мог бы даже привезти ее сюда, в Париж, как он ей намекал, но не для того, чтобы показать свою художественную коллекцию. Нет, он привез бы ее сюда, чтобы наслаждаться ее роскошным телом и предаваться этому занятию многократно до тех пор, пока не познал бы ее до конца.
Она протянула руку за кружкой, и кимоно натянулось у нее на груди. Его жадный взгляд тут же переместился туда, а от прилива желания джинсы впились в пах.
Подол кимоно едва закрывал ей колени.
У нее надето что-нибудь под кимоно?
Плохо соображая, Пепе приблизился к ней. Еще шаг – и он сможет развести ее кремовые бедра и просунуть между ними руку…