— Да, звездочка моя?
В ответ ему укоризненно погрозили пальчиком, а пухлые красные губки сложились в очаровательную гримаску.
— Ну же, Майлз, сознавайся, сегодня утром ты вел себя совершенно отвратительно! Я дважды заговаривала с тобой, а ты даже не потрудился ответить… нет, погоди, дай мне закончить! А один раз рявкнул на меня, прямо как какой-то грубый медведь! Да, сэр, рявкнул!
— Ну, а разве теперь я груб с тобой, Молли? Жестоко так думать о своем муженьке, моя птичка! Нет, честно, ты просто расстраиваешь меня своими упреками, дорогая.
Леди О’Хара встала и робко приблизилась к нему.
— Это правда, Майлз?
Он обнял ее и усадил себе на колени.
— Ну, конечно, Молли!
— Так и быть, Майлз, прощаю. Однако скажи, с чего это ты был такой хмурый и озабоченный, а? — промурлыкала она и положила ему руку на плечо.
Он с улыбкой поднял на нее глаза.
— До чего же ты любопытна, киска моя!
Красные губки снова надулись.
— И не стоит дуть свои хорошенькие губки и делать вид, будто ты не хочешь поцеловать своего муженька, — добавил он и сопроводил слова действием.
— Ах, конечно, хочу! — воскликнула она и ответила на поцелуй со всей пылкостью. — Ну же, Майлз, ну, говори!
— Хочешь вытянуть из меня всю историю, а, маленькая шалунья?
— Естественно, хочу! — кивнула она.
Он приложил палец к ее губам и напустил на себя притворно строгий вид.
— А вы не будете перебивать меня, а, леди?
Ни на секунду не смутившись, она игриво укусила его за палец, потом оттолкнула и, сложив ручки на коленях, возвела взор к небесам.
Подмигнув жене, ирландец продолжил:
— Что ж, девочка, тебе, должно быть, известно, что вчера вечером я находился у Килроев по делу… это, кстати, напомнило мне, Молли, что мы сыграли пару партий в фаро, ну, перед уходом, и мне просто страшно не везло…
Смиренно-лукавая гримаска миледи тут же исчезла.
— Это правда, Майлз? Не сомневаюсь, ставки были чудовищно высоки, верно? Ну, говори же, сколько проиграл?
— Ах, дорогая, сущий пустяк, уверяю… Ладно, как бы там ни было, но по пути домой нас остановил один из тех разбойников…
Глаза миледи в ужасе округлились, маленькие ручки впились в лацканы камзола мужа.
— О, Майлз!..
Он еще крепче обнял ее за талию.
— Ты же видишь, дорогая, я жив и здоров! И потом, разве я не просил тебя не перебивать?
— Но, Майлз, это просто ужасно! Ведь тебя могли убить! И ты мне ничего не сказал! Как чудовищно подло с твоей стороны!
— Погоди, Молли. Ну как я мог сказать тебе, когда ты крепко спала? Может, помолчишь немного, а?
Она послушно кивнула, и на щеках ее снова появились ямочки от улыбки.