Едва О’Хара прочел эту последнюю часть письма, как тут же Карстерс и его роман отступили на второй план и он отправился прямиком в Лондон, повинуясь столь нежному зову.
Постепенно и милорд понял, что по уши влюблен в Диану. Сперва при этой мысли сердце радостно екнуло, затем вдруг, как ему показалось, остановилось вовсе. Он вспомнил, что не может просить руки девушки, поскольку имя его обесчещено, и, оценив ситуацию, решил, что должен немедленно уехать. Первым делом он отправился к мистеру Болей, сообщить ему о своем решении. На вопрос, чем вызвано его столь внезапное стремление покинуть Хортон-хаус, он ответил, что любит Диану и что не смеет сказать ей о свой любви. Тут мистер Болей удивился и захотел знать причину. Тогда Карстерс сказал ему, что он по роду занятий своих разбойник и тут же увидел, как изменился мистер Болей. Только что такой радушный и улыбающийся, он вдруг стал подчеркнуто вежлив. Да, он вполне понимает положение мистера Карра и… э-э… да, считает его решение правильным и благородным. Однако произнесено все это было очень и очень холодно. Карстерс отдал Джиму распоряжение немедленно складывать вещи, объяснив, что они едут завтра же, и с большой неохотой уведомил о том же мисс Бетти. Та была неприятно удивлена. Она рассчитывала, что он проведет с ними весь июнь… Обстоятельства, объяснил он. Ему крайне жаль, но он всегда будет помнить ее доброту и надеяться, что мисс Бетти простит столь внезапное решение об отъезде.
Когда же Джек сказал об этом Диане, глаза ее расширились, а потом она рассмеялась и пригрозила ему пальчиком.
— Ах, опять вы дразните меня, мистер Карр! — и с этими словами она вбежала в дом.
Но тем же вечером мисс Бетти подтвердила слова Джека и, увидев, какая боль отразилась в глазах девушки, сочла за благо не продолжать.
Наутро сидевшая в беседке Диана заметила милорда и, подойдя к нему, спросила напрямик:
— Так вы действительно уезжаете сегодня, мистер Карр?
— Боюсь, что вынужден, мисс Ди.
— Столь внезапно? Так вы вчера не шутили?
— Нет, мадемуазель, не шутил. Боюсь, и так слишком задержался, злоупотребляя вашим гостеприимством.
— О, нет-нет! — уверила она его. — Нисколько не злоупотребляли! И что же, вам так необходимо ехать?
Глядя в ее огромные глаза, Джон прочитал в них ответную любовь и побелел. Дело обстояло еще хуже, чем он предполагал. Она к нему не безразлична. Будь по-другому, будь ей все равно, отъезд не казался бы столь мучительным.
— Мадемуазель… вы смущаете меня… я должен ехать.
— О, но мне так жаль! Ваше пребывание… внесло такое приятное… разнообразие и… — тут она умолкла и, отвернувшись, стала разглядывать цветочные клумбы.