.
Однако дворянство упустило свой исторический шанс. В новых условиях оно вырождалось и становилось все более консервативным, не способным к созидательной деятельности. Отмечая эти тенденции, С. Булгаков писал: «Ах, это сословие! Было оно в оные времена очагом русской культуры, не понимать этого значения русского дворянства значило бы совершать акт исторической неблагодарности, но теперь это — политический труп, своим разложением отравляющий атмосферу, и между тем он усиленно гальванизируется, и этот класс оказывается у самого источника власти и влияния. И когда видишь воочию это вырождение, соединенное с надменностью, претензиями и, вместе с тем, цинизмом, не брезгающим сомнительными услугами, — становится страшно за власть, которая упорно хочет базироваться на этом элементе»>{717}.
По словам С. Витте, большинство дворян в современной России, «в смысле государственном представляет кучку дегенератов, которые кроме своих личных интересов и удовлетворения своих похотей ничего не признают, а потому и направляют все свои усилия относительно получения тех или других милостей за счет народных денег, взыскиваемых с обедневшего русского народа для государственного блага»>{718}.
Подобная трансформация происходила и с чиновничеством, которое, вслед за дворянством, превратилось в отдельную бюрократическую касту, сословие, имеющее свои привилегии и интересы. Абсолютная власть и безответственность развратили его не меньше, чем помещичье-дворянское сословие. На эту тенденцию обращала внимание в своих дневниках А. Богданович (1902): «… петербургские чиновники производят <…> тяжелое впечатление — все заняты балами, вечерами, а не видят и не замечают, что кругом делается, что в России все из рук вон плохо: крахи банков, полное безденежье, беспорядки среди учащейся молодежи, среди рабочих, масса прокламаций наводняет фабрики и учебные заведения». (19.11.1904): член Государственного совета Б. Штюрмер, будущий премьер, «мрачен, расстроен всем, что у нас творится, говорит, что мы прямо идем к революции…»[61]
Между тем в России уже появилась новая сила, которая с каждым днем все больше определяла ход и перспективы ее развития. Для реализации своих устремлений этой силе была нужна власть, находившаяся в руках высшего дворянства. Взять ее крупная буржуазия могла только за счет перехода к конституционному правлению. Борьба за конституцию из благих пожеланий прогрессивного дворянства, превратилась в жизненную борьбу капиталистических классов против полуфеодальных высших сословий. До революции 1905 г. их пути иногда шли вместе, но революция развела их по разные стороны баррикад: поскольку, утверждал А. Изгоев (1907): «Среди двух правящих наших классов, бюрократии и поместного дворянства, мы напрасно стали бы искать конституционных сил… Эти классы неспособны осуществить конституции даже в формальном ее смысле». Этим «классам» противостояла сила крупного капитала, чей печатный орган Газета «Утро России» писала в 1910 г.: