Отряд сербов и русских наемников приближался к базе. Теперь, после долгого отсутствия, эти неуютные домики в холодных зимних горах казались милее родного дома. С каждым шагом все становились бодрее, оживленнее.
Все только и мечтали о желанном тепле в этих продуваемых сотнями сквозняков комнатах, которые покажутся раем после ночевок на снегу, о сухой одежде, о горячей пище в алюминиевых мисках.
Изредка Чернышев оборачивался назад, в ту сторону, где он оставил друга, и немного замедлял шаг. Но потом, плюнув с досады, шел дальше след в след за идущим впереди Бирюком.
На базу Емельянов и Кабанчик вернулись только к утру — выглядели они предельно уставшими.
— Ну-ну… — только и сказал Ивица, заметив бредущих по заснеженному двору рейнджеров. — Так я и знал, что устроите рукопашную. Странно, что живые…
Дима глупо улыбнулся — разговаривать просто не было сил.
— Ага… Батарея уничтожена…
— Вы будете представлены к награде, — неожиданно холодным, металлическим голосом произнес серб. — Но здесь командую я! И впредь никакой самодеятельности! Советую это запомнить!
Емельянов попытался изобразить раскаяние.
— Ладно, идите отдыхайте, — смилостивился Ивица.
Емельянов прошел в свою комнату. Чернышев спал на кровати, укрывшись дополнительно Диминым одеялом — в комнате было немногим теплей, чем во дворе.
— Вернулся? — открыв один глаз, спросил он. — Эй! Эй! Ты что делаешь?! Мне же холодно!
Но Емельянов молча продолжал стягивать с него одеяло.
— Ладно, — миролюбиво сказал Чернышев, поднимаясь. — Мне все равно вставать пора… Хочешь, возьми мое одеяло.
— Давай, — кивнул Емельянов. — А пожрать есть что?
— В шкафу ужин. Для тебя старался: две порции! Разогрей на печке.
— Кормилец ты мой. Что бы я без тебя делал? — улыбнулся Емельянов.
Разминая ноги, натертые сапогами, Дима расположился на кровати, закончив трапезу.
— Ладно, — сказал он, — пора поспать минуток восемьсот — девятьсот…
Встреча Нового года прошла незаметно. За два месяца суровый быт войны затянул русских наемников. С потеплением вечно мокрая обувь беспокоила больше, чем бои с противником.
Вечерело. Емельянов сидел на стуле в гостиной, вытянув ноги к печке-«буржуйке». Пытаясь не обращать внимание на пронизывающий спину холод, он тряпочкой полировал приклад своего автомата, поставив его между ног стволом вниз.
— Тебе еще не надоело? — наконец-то спросил Горожанко, который пытался читать, разбирая через два слова сербскую газету. Он уже час наблюдал за работой товарища, снисходительно улыбаясь.
— А что? Полезное занятие, — невозмутимо ответил Емельянов, любовно поглаживая свое оружие.