— Я воюю не ради денег! — возразил Вадим. — Я помогаю православным братьям!
— A-а, ну да, я просто забыл, — улыбнулся Емельянов. — Извини…
— Разговоры! — послышался сзади голос Ивицы.
Наемники замолкли. Хотя их иногда и возмущало несколько пренебрежительное отношение к ним Стойковича, они не могли не отдавать должное тому, что Ивица действительно был толковым командиром. За время совместной службы наемники не раз убеждались в его полководческом таланте.
И можно было его понять — русские были хорошими воинами и должны отрабатывать деньги. Своих же стоило иногда и поберечь.
Полная луна выглянула из-за туч и повисла над головой. Ее свет отражался на покрытом льдом снегу, и причудливые изломанные тени воинов то появлялись, то исчезали в обрывах и трещинах.
На этот раз они тащили с собой три гвардейских миномета.
Постоянные спуски и подъемы очень быстро изматывали людей, и поэтому в пять часов Ивица Стойкович приказал сделать привал.
— Отдых пятнадцать минут, — распорядился он. — Потом в темпе идем дальше. К шести мы должны быть на месте.
Бойцы с удовольствием скинули с плеч оружие и уселись, положив под себя вещмешки.
Емельянов спросил командира, подойдя к нему:
— Мы должны только выбить оттуда хорватов? Может, все-таки попробуем удержать?
— Сначала выбьем, — недовольно ответил командир. Он не любил делиться планами. — А там видно будет.
— Ясно, — сказал Дима.
«Значит, удерживать его никто не будет, — решил он. — Так, налетим, постреляем, пограбим… А затем смоемся, как разбойники с большой дороги. Тьфу…»
— Ну что он тебе сказал? — спросил Чернышев, когда Емельянов вернулся.
— Как я понял, заняв город, мы там не останемся…
— А ты что, думал там комфортно устроиться в каком-нибудь коттеджике? — с усмешкой сказал Вадим, закуривая сигарету. — Отдых на турбазе надоел?
— Хотелось бы для разнообразия и в тепле побыть. В душе помыться. Ты у нас как рижанин привык к дождям, слякоти и холоду…
— О! Ребята, смотрите, наш крутой таэквандист, готовый спать на доске с гвоздями, захотел отдохнуть где-нибудь в тепле! — громко воскликнул Вадим. Затем, уже тихо, спросил: — Что — совсем хреново?
Емельянов, снявший с себя ту пародию на сапоги, в которую он был обут, растирал голень.
— Ты не представляешь, — сказал он, — с каким удовольствием я выбил бы мозги тому идиоту, который придумал такую «подходящую» для местных условий обувь.
Чернышев с сочувствием посмотрел на приятеля.
— Будем надеяться, что подыщем у хорватов что-нибудь получше этого.
— Твоими бы устами…
Послышался приказ командира, и бойцы, вскочив на ноги, продолжили путь.