Он шагнул к забившейся в угол комнаты Энни, её платье было порвано на груди, но и лицо французского насильника украшали кровоточащие царапины.
Значит, она защищалась, с каким-то глубоким удовлетворением подумал я. Какая храбрая девочка! А вслух сказал:
– Хорошо. Я всё расскажу. Оставьте её.
– Всё, херр Строгофф! И про это тоже, – немец кивком головы указал на кошелёк с золотом, что был взят мной в пещере.
– Но вы отпустите мисс Челлендер.
– Слово офицера немецкого генштаба!
Ого… Следовательно, вот на каком уровне ведётся игра. Я-то наивно полагал, что эти люди всего лишь шайка авантюристов, охотников за сокровищами, действующих в чужой стране на свой страх и риск…
– Дык а с нами-то что, господа хорошие? – трусливо уточнил староста.
– Не фолнуйтесь, милейший. Мои золдаты быстро отыщут ф лесу ваше мужичьё и фернут домой.
– Ну да, ну да… русского охотника кто в тайге сыщет… – неуверенно пробормотал мужичок, лихорадочно вытирая рукавом выступивший пот на лысине.
Энни смотрела на меня круглыми глазами, полными слёз. Я, как мог, ободряюще улыбнулся ей окровавленными губами. Всё будет хорошо, он же дал слово. По крайней мере в отношении её. Меня они не выпустят живым, это даже не обсуждается…
– Строгофф?!
Я прокашлялся, кивнул и начал рассказывать всё.
От того момента, как я принял серебряный браслет Цепных Псов, до сих пор утяжеляющий мою правую руку, и вплоть до того, как мы вошли в священную Белую гору под знаком буквы S, или удил Чингисхана.
Рассказал о записной книжке моего отца, о том, что мы видели в пещерах, о золотом запасе ордена, о серебряном саркофаге, где покоится прах величайшего из воителей, создателя империй и разрушителя миров, покорителя народов!
Воителя, чьё имя человеческой кровью вписано в анналы истории, на звёздном Млечном Пути и до сих пор вызывает в душах людей подсознательный страх, переходящий ночью в неконтролируемый, дикий ужас.
Ибо, дойди волна всадников Чингисхана до цивилизованной и сытой Европы, неизвестно, в каком мире мы бы жили сейчас. Вполне возможно, что от Лондона до Брюсселя и от Парижа до Лиссабона государственным языком был бы монгольский.
Меня слушали не перебивая…
– Где фаша записная книжка?
– В сарае, где вы держали меня. – Других вариантов уже не было.
– Идёмте.
– Вы обещали отпустить её.
– Она свободна и вправе идти куда пожелает, – с улыбкой подтвердил немец, подмигнув своему товарищу. – Если же мисс Челлендер не сумеет выбраться из этих глухих мест, нашей вины в этом нет.
– Но вы дали слово офицера, – зарычал я, вновь бросаясь вперёд.
Револьверный ствол упёрся мне в переносицу. Глаза немца были холоднее вечной мерзлоты.