Подняв с земли ветку с обломанным наискось концом, он поворошил угли. Летом, в сухую погоду, зола поднялась бы облаком, заставив профессора кашлять и тереть глаза. Сейчас же ветка лишь чертила в остывшем пепле странные, лишенные смысла иероглифы. Прах, подумал Штильнер. И еще: прах к праху. И еще: почему же я хочу поднять прах из могилы, возродить вчерашний огонь?
С утра профессора мучила мигрень. Это значило, помимо давящей боли в затылке, мизантропию, философичность и полную антинаучность размышлений.
– И знаете, куда? – настаивал Яффе.
– На Террафиму. Давид связался со мной по коммуникатору.
– Вас, как отца, это не смущает?
– Что именно?
– Допустим, непоследовательность поведения. Ваша дочь только что прилетела на Сечень, желая защитить сеньора Пераля от рабства. И вот, она уже летит на Террафиму, вслед за господином Пшедерецким. Вы бы могли побеседовать с ней, повлиять…
Многоточие, обозначенное Яффе, было очень профессиональным. В ответ профессор поморщился. Он знал, что Яффе все поймет правильно: собеседник морщится от головной боли, а не от раздражения. Ну, чуть-чуть от раздражения. Самую малость. Яффе это тоже поймет и даже рассчитает процент.
– На что повлиять?
Яффе молчал. Он сказал все, что хотел.
– Зачем? – изменил вопрос Штильнер. – Вам нужно, чтобы Джессика осталась на Сечене? Рядом с Пералем? Как защитница от рабовладельцев? Или… О Господи! Вы что, до сих пор лелеете планы их брака?
Разговор не клеился. Гематр стоял у голой по зиме ивы, сунув руки в карманы длиннополого пальто. Воротник поднят, легкий намек на сутулость, неизменность позы – статуя, монумент Неизвестному шпиону, и даже губы шевелятся не по-людски. Я устал, вздохнул профессор. Я ничего не делаю, и я чертовски устал. Утомился от безделья – они стараются, воскрешают, из кожи вон лезут, а что есть у меня? Только советы, и те дурацкие.
– Нет, – ответил Яффе. – Сейчас уже нет.
– Почему? Что нарушило ваши матримониальные мечты?
– Выпейте, профессор, – Яффе вынул правую руку из кармана. На ладони гематра лежала белая капсула с синей полоской. – Не бойтесь, это простое болеутоляющее.
– Простое?
– Его нет в аптеках. Но оно действительно простое. Воды?
Из второго кармана Яффе достал фляжку. Штильнер не сомневался, что во фляжке вода, чистая вода. Предусмотрительность гематра была сродни божественному промыслу.
– Спасибо, я так.
Капсула проскочила легко, как по маслу. Профессор не ждал чуда, во всяком случае, в первые секунды, и изумился, почувствовав, что боль отступает, гаснет, улетучивается.
– Вы волшебник.