Трясина. Топь. Смрад.
Миазмы разложения пропитали все вокруг. Взять правее? Степь там холмистая, но проехать, сохраняя выбранное направление, можно…
– Мы идем по краю черной дыры.
Гиль Фриш читал мысли Диего. Как не прочесть, если на лице все написано?
– Зачем?
– Наберем разгон в гравитационном тоннеле. Сэкономим силы. Помните ваш первый полет? Тот же принцип. Только там были две звезды, а здесь – черная дыра и малое шаровое скопление. На картах оно называется Нефритовый Улей.
Диего глянул на степь, вздыбленную холмами. Моргнул: улей? Рой! Не старый знакомец, а иной, могучий рой звездных светляков. Он сиял по правую руку, подмигивал тысячью глаз, россыпью драгоценностей: теплый перламутр, червонное золото, кровавый багрянец рубинов, тусклый блеск серебра… Слева клубилась тьма, аспидное ничто. Из него не пробивалось наружу ни единого лучика света. Чернильная клякса-великанша сорвалась с дьявольского пера, упала на просторы Ойкумены, скрыла дальние звезды, жадно поглощая все, что оказалось поблизости: энергию, материю, свет…
От Улья веяло теплом весны. От кляксы тянуло могильным холодом. Свет и тьма, рай и ад, и коллант – посередине.
Вернулись степь и топь. Лишь сейчас Диего разобрал: вдали болотная гниль закручивалась воронкой, гигантским водоворотом – о подобных чудесах болтают моряки, побывавшие «на краю света». По идее, воронка должна была всосать всю болотную воду, обнажив илистое дно. Однако…
Лошади шли размашистой рысью. Коллант набирал скорость. Сечень остался позади, закончилось и болото – век бы его не видеть! В лицо ударил свежий ветер, напоенный чабрецом, полынью и лавандой. Степь сделалась плоской, как стол: скачи – не хочу! На горизонте вырастала новая цепь холмов, куда крупнее оставшихся позади. Выветренный известняк склонов, ржавые пятна лишайника…
– Я помню это место! Мы здесь проезжали…
– Профессор велел, мы выполняем, – Пробус обернулся на скаку. – Повторяем путь на Хиззац. Надеюсь, ваша невеста скоро объявится. Приготовьтесь, золотце!
Легко сказать, подумал маэстро. Сколько мы уже скачем: два часа? Три?! Карни не было, не было и роя. Диего весь извелся, вертясь в седле. Пару раз ему чудилось смутное движение на границе видимости, но призрак исчезал раньше, чем Пераль успевал сфокусировать взгляд. Что, если Карни не появится? Что, если рой погиб?! Украдкой косясь на спутников, маэстро видел: коллантарии полны беспокойства. Все повисло на волоске. Если Карни не возникнет прямо сейчас…
* * *
Мар Яффе с профессором Штильнером улетели на Хиззац, намереваясь встретить коллант в конечной точке маршрута. Три дня вынужденного безделья. Ожидание: томительное, выматывающее жилы. Бесконечные часы, проведенные в вирте: Эскалона, Бравильянка, Сиккада… Если бы Диего мог, он бы разорвал, разрубил себя надвое! Безродный эмигрант Пераль бросал бы вызов Божьему промыслу, пытаясь оживить мертвую девушку; мастер-сержант Пераль уже летел бы на Террафиму, повинуясь долгу солдата. Увы, маэстро – целому, неделимому! – была доступна лишь жалкая иллюзия сопричастности. Диего презирал себя, честил последними словами – и с трудом отрывался от коммуникатора, когда Прохор, добрая душа, силой утаскивал его обедать.