«Опасность!»
Ближе к цели путешествия война вспомнила, что у нее есть видеоряд. Пепелище на месте деревни. Скелет церкви, обглоданной огнем. Павшая лошадь со вздутым брюхом. На ветке дерева – повешенный. Босые ноги с желтыми ступнями. Табличка на груди. «Мародер,» – переводит для Джессики седой идальго. За поворотом коллеги висельника раздевают убитого офицера. При виде отряда они бегут. За крысами гонятся, но крысы катятся вниз по склону. Обдираются в кровь, теряют добычу. Лошади ржут: здесь им не спуститься. Отряд догоняет измученный всадник, что-то докладывает идальго. Тот слушает и вдруг кричит, обратив лицо к небу. Проклинает, догадывается Джессика. Кого? За что? Идальго успокаивается, едет дальше. До вечера он не произносит ни слова.
Кто-то скачет. Кто-то стреляет. Кто-то бежит. Кого-то казнят. У кого-то отбирают провиант. Кто-то марширует. Кем-то командуют. Все они чужие для Джессики. Кто-то, кем-то, кого-то. Она отгораживается от войны неопределенными местоимениями. Ограда дырявая, но другой нет. Война пропитывает все насквозь. Это дождь, но не летний ливень или весенняя гроза. Стылая, вездесущая морось – ты дышишь ею, живешь в ней, и вот одежда обвисла рыхлой грудой тряпья, а в груди завелся мерзкий червь-кашель.
Такой арт-транс провалился бы в продажах при любой рекламе.
Ближе к Бравильянке, на границе осадного кольца, Джессику со всеми приличествующими церемониями вверили полковнику Дюбуа. Десять гвардейцев полковника и дюжина герильяс, выбранных в качестве сопровождения для переговорщиков, ужились лучше лучшего. Они играли в кости и пили вино, передавая бурдюк по кругу, а идальго – за все время пути он так и не представился Джессике – обменивался с полковником соображениями о любви и чести. Общий язык, господа! Два дворянина всегда найдут общий язык, не правда ли? Джессика не слушала, о чем говорят отцы-командиры. Она уже знала, что изменись ситуация, и герильяс с гвардейцами без паузы вцепятся друг другу в глотки, идальго выхватит саблю, полковник – шпагу, и война равнодушно пожмет плечами: было так, стало этак. Расслабься, девочка, ты в домике. Паспорт, выданный на Элуле; романтическая история, сочинение Пераля-старшего. Тебе-то о чем беспокоиться? А они все пусть поубиваются вдребезги…
– Вина! Мы пьем за костер, пылающий в наших сердцах…
В штабной палатке война переоделась к банкету. Эполеты с канительной бахромой. Ремни, обшитые галунами. Шевроны над обшлагами. Кисти в углах шляп, на темляках сабель. Поясные шарфы. Шитье на стоячих воротниках. Сукно, шелк, атлас. Пьеса дона Луиса близилась к финалу, актеры нарядились перед кульминацией.