Ночью во всех окнах горел свет: коллант маялся бессонницей.
Стартовали на рассвете.
Огненные змеи – кубло изголодавшихся гадюк! – с шипением вгрызлись в человеческую плоть. Люди вспыхнули живыми кострами, превратились в существа из чистого пламени, и небеса разверзлись. Диего оглянулся. Мокрая, словно щенок, угодивший в лужу, тропа убегала вверх по склону холма, петляла и исчезала в голом, безлистном по зиме осиннике. Судя по пейзажу, этой тропой коллант только что спустился с холма, хотя Диего ясно помнил, что они не спускались, а взлетали. Прямо по курсу, в низинке, снег был рыхлым и ноздреватым. Дышали паром темные проталины, кое-где пробивалась молодая травка, радуя глаз нежной зеленью. Пахло весной – явственней, чем над замерзшим прудом, где они встречались с профессором.
Не знай маэстро, что коллант вышел в большое тело – решил бы, что они все еще на Сечене. Бывает ли в космосе смена времен года? Нет, ответил Диего сам себе, и сам себе возразил: «А под шелухой?»
Какая разница? Он здесь не за этим.
Под копытами лошадей чавкала жирная грязь. Коллантарии с настороженностью оглядывались по сторонам. Все хранили молчание, чутко ловя любой посторонний звук, но вокруг царило спокойствие. Дорога, ведущая по дну лощины, чахлые стволики бересклета, очертания гор на горизонте, закутанных в кисею тумана…
Лишь Якатль был воплощением беззаботности. Как игривый пес, дорвавшийся до вожделенной прогулки, дикарь убегал вперед, отставал, обшаривая окрестности, с наслаждением шлепал по грязи босыми ступнями. Замирал на четвереньках над робким подснежником, блаженно жмурился, втягивал носом едва уловимый аромат цветка – и через мгновение уже несся дальше. Пробус следил за яйцеголовым с неодобрением, но от замечаний воздерживался.
Блеснул солнечный луч, Диего моргнул – и мир изменился: театр, в котором отдернули занавес. Вокруг распахнулся космос, пронизанный потоками излучений. Медленно удалялся бело-голубой шар Сеченя – король в сияющем ореоле светила, укрывшегося за планетой. Мелькнула серебряная игла: корабль заходил на посадку. Пульсировал волновой кокон большого тела колланта, сквозь него на маэстро смотрели мириады звезд, далеких и близких. Пронзали тончайшими спицами, выворачивали душу наизнанку, спрашивали, требовали…
Диего едва сумел сдержать крик. Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, отряд ехал по дну лощины. Жеребец всхрапнул, с укоризной глянул на седока: чего дергаешься? Стыдись! Стыжусь, кивнул маэстро. Я коллантарий, надо привыкать. Однако тревога, которую он с момента старта пытался упрятать подальше, уже подняла голову – точь-в-точь кобра Джессики Штильнер! – и убираться в логово отказалась.