Но не золоченая старинная мебель заставляет меня изумленно замереть на месте.
Харрисон слабо машет немощной левой рукой, указывая на потолок и обводя всю комнату, и объявляет своим скрипучим старческим голосом:
— Райская зала, джентльмены. Очень…
Я не могу разобрать последнее слово, но скорее всего это «известная».
Мне она больше напоминает «футбольную залу», поскольку высота потолка здесь не меньше сорока футов, а само помещение по размерам может сравниться с полем для игры в американский футбол. Мне приходит в голову, что вдоль этих золоченых, увешанных картинами стен можно поставить ряды сидений для зрителей и устроить игру между Гарвардом и Йелем.
Но челюсть у меня снова отвисает вовсе не от этого, а при взгляде на бесконечный потолок с искусной росписью.
Я не сомневаюсь, что сотни (сотни!) обнаженных и почти обнаженных мужских и женских фигур должны изображать богов и богинь, которые резвятся так, как положено языческим богам, но, на мой взгляд варвара, это выглядит как самая большая в мире оргия. Просто поразительно, как художнику удалось изобразить столько фигур, спускающихся — свисающих, падающих, стекающих — с потолка на стены, собирающихся в углах мясистыми грудами бедер, бицепсов и грудей; другие переплетенные тела украшают боковые двери и зеркала, словно пытающиеся помешать падению этой беспорядочной массы плоти на покрытый персидскими коврами паркет. Иллюзия объема сбивает с толку и вызывает головокружение.
— Большую часть этих фресок написал Антонио Веррио в тысяча шестьсот девяносто пятом и девяносто шестом, — тихо говорит Дикон, явно предполагая, что наш престарелый сопровождающий его не слышит. — Если вам кажется, что это здорово, то вы не видели фреску «Врата ада» на потолке у подножия главной лестницы — Веррио изображает врата ада как пасть гигантского кота, проглатывающего нагие потерянные души, словно истерзанных мышей.
— Magnifique,[13] — шепчет Жан-Клод, тоже глядя на потолок Райской залы. Потом прибавляет, еще тише: — Хотя… как это будет по-вашему?.. Хвастливо. Очень хвастливо.
Дикон улыбается.
— Говорят, за тот год, что Веррио работал здесь, он уложил в постель всех служанок в поместье — а также крестьянских девушек, работавших в поле. На самом деле стены еще не были завершены, когда хозяева пригласили иллюстратора детских книжек — кажется, его звали Стотард, — чтобы закончить этот потрясающий рай.
Я смотрю на сплетенные в объятиях бесчисленные тела, мужские и женские — многие, как я заметил, падают с потолка и, извиваясь в пароксизме страсти, сползают по стенам — и думаю: «И кое-что из этого нарисовал иллюстратор детских книг?»