— Но нам придется тащить с собой чертову уйму веревки, — прибавляю я. — Чтобы спуститься с карниза с трубкой. Не хочу ползти вниз по этой проклятой скале.
Жан-Клод сердито смотрит на почти невидимый «карниз с трубкой» почти в 250 футах над нами, потом переводит взгляд на Дикона и говорит:
— Это много веревки для полного спуска.
— Мы сделаем это в два этапа, Же-Ка, — говорю я с большим вдохновением и уверенностью, чем чувствую. — Где-то посередине трещины или чуть ниже должна найтись точка страховки, и ведущий спустится к ней по веревке, а оттуда организует вторую часть спуска. Проще простого.
В ответ Жан-Клод снова стонет.
Я поворачиваюсь к Дикону и обнаруживаю, что мой тон не менее сердитый, чем взгляд Же-Ка, которым он сверлит нашего «лидера».
— Полагаю, ты объяснишь нам, какое отношение этот дурацкий и опасный подъем за трубкой имеет к Мэллори и нашей попытке покорения Эвереста.
— Я все объясню после того, как вы вернете мне трубку, парни, — говорит Дикон тем высокомерным британским тоном, от которого у американцев начинают чесаться кулаки.
Мы с Жан-Клодом садимся, прислонившись спиной к скале, и начинаем сматывать дополнительную веревку — нам понадобится много веревки, обмотанной вокруг туловища, — и опустошать рюкзаки, чтобы взять с собой еще. Я беру рюкзак, в основном для ледоруба, который мне, возможно, придется использовать, хотя Жан-Клод полагает это сумасшествием — тащить его с собой по этой каменной громадине без льда и снега.
Он в изумлении — явно не сомневаясь в моем безумии — смотрит, как я снимаю альпинистские ботинки и надеваю старенькие кеды, которые привез с собой в рюкзаке, с дырками от многолетних занятий теннисом на летних грунтовых кортах в подготовительной школе и колледже. Мне понятно изумление моего французского друга. Подъем по трещине требует самых тяжелых и самых жестких альпинистских ботинок, которые только можно найти: вдавливаешь носок этого альпинистского ботинка в малейший выступ или площадку, и жесткая подошва удерживает тебя, пока ты ищешь следующую опору. Мои теннисные туфли гарантируют лишь то, что после этого подъема ноги будут точно так же сбиты в кровь, как и голые руки.
Но я думаю лишь о 50-футовом траверсе к карнизу с трубкой — по гладкой округлости свиного брюха 250-футовой скалы, на которой, похоже, не за что зацепиться. На такой поверхности я всегда использовал самую мягкую обувь, которая была под рукой — американский аналог туфель с рифленой подошвой, которые новое поколение немецких скалолазов называет Kletterschuhe. Сегодня это мои старые, дырявые теннисные туфли.