— Mon ami, этот подъем — merde.
— Oui, — соглашаюсь я, используя половину своих знаний разговорного французского. Возможно, мизинец моей левой руки сломан — по крайней мере, у меня такое ощущение, — и это не предвещает ничего хорошего в свете нашей попытки покорения Эвереста, даже с учетом того, что до этой попытки еще восемь месяцев.
— Жан-Клод, — кричу я вниз, — мы должны добраться до самого конца чертовой трещины, чтобы иметь хоть какой-то шанс на траверс. До самого нависающего выступа.
— Знаю, Джейк. Тебе предстоит нечто среднее между свободным восхождением и скольжением вниз к карнизу с трубкой. Почти двадцать метров по тому плохому участку почти вертикальной скалы. Мы свяжемся дополнительной веревкой — если сможем найти для меня точку страховки, — но если хочешь знать мое мнение, я не верю, что это возможно. Когда ты сорвешься со стены, то выдернешь меня из трещины, как пробку из бутылки.
— Спасибо за красочную картину и за поддержку, — бормочу я и уже громче командую: — Вперед!
Потом как можно глубже втискиваю разбитую левую руку в трехдюймовую трещину над моей головой и, повиснув на ней всей тяжестью, ищу очередной выступ, за который можно зацепиться или в который можно упереться моей теннисной туфлей.
Мы всем телом прижимаемся к скале прямо под нависающим выступом толщиной в шесть футов, как будто этот каменный потолок может сорвать нас с ненадежных опор в последних жалких остатках трещины, теперь почти горизонтальной. Вид с высоты двадцать пятого этажа великолепен, но у нас нет времени оценить его, а также отвлекаться от своих жалких опор. Поскольку мы находимся всего в 40 футах или чуть выше заросшего травой карниза — кажется, что до него почти полмили гладкой выпуклости практически вертикальной скалы, — запланированное заторможенное скольжение будет сложнее, чем я надеялся.
Осторожно, одной рукой, я вытаскиваю из рюкзака до сих пор не пригодившийся ледоруб и как можно глубже втыкаю длинный изогнутый клюв в трещину. К счастью, трещина ныряет вниз, а затем вверх в виде буквы «V». Затем я отпускаю другую руку и переношу вес тела на ледоруб. Изгиб щели точно совпадает с формой острого клюва.
Ледоруб держит, но я не могу быть абсолютно уверен — хотя, честно говоря, очень на это надеюсь, — что он выдержит слишком долго.
— Вот твоя точка страховки, — говорю я Жан-Клоду, который приблизился ко мне справа вдоль сужающейся трещины и теперь находится впереди меня, и мы впервые за все время подъема оказываемся лицом к лицу.
— Висеть. На твоем ледорубе, — без всякого выражения говорит Жан-Клод.