Настоятель изобразил на лице изумление.
— Это… это же священные реликвии, — проговорил он и беспокойно провел языком по мясистым губам. — Необходимо спасти их от пламени. Или ты вздумал идти против Господа?
Матис тонко улыбнулся.
— Я и не знал, что серебряные подсвечники считаются священными реликвиями. И как насчет монет в мешке? Может, вам их сам святой Петр пожертвовал?
Он указал на туго набитый мешок, из которого со звоном сыпались новенькие гульдены.
— А это… это пожертвования благочестивых людей, — пролепетал настоятель. — Я…
— Значит, они пойдут на пользу другим благочестивым людям. Положите мешок.
Настоятель Вейганд опустил плечи. Казалось, он готов повиноваться приказу Матиса, но неожиданно перехватил тяжелую поклажу и бросился к небольшой дверце сбоку от алтаря. Матис помедлил. Погнаться за настоятелем и бросить монахов на произвол судьбы? Пока он раздумывал, за дверью кто-то заскулил, затем пронзительно завизжал и наконец умолк.
Дверца распахнулась, и в зал вошел Пастух-Йокель в сопровождении своих телохранителей. Рубахи бродяг пропитались потом и кровью, лица чернели от сажи, так что оба походили на демонов преисподней. Янсен вытирал о плащ длинный кинжал, а Паулюс взвалил на плечо мешок настоятеля. Йокель стоял между ними, скрестив руки, и ухмылялся.
— Смотри-ка, Матис уже в церкви, — прошелестел он, и тонкий голос его разнесся под высокими сводами, так что услышали и стоявшие в отдалении монахи. — У тебя прямо чутье на жирных крыс, вроде настоятеля… — Он подмигнул Матису. — Хоть ты его едва не упустил. Хорошо, что мы успели его перехватить. Перед смертью этот хряк молил о пощаде. Но от нас он сострадания не дождется, — пастух сплюнул на освященный пол. — Хоть раз бы к нам, беднякам, сострадание проявил! Нам — пару кусков плесневелого хлеба, а золото — священникам… Но теперь с этим покончено!
Паулюс протянул ему тяжелый мешок, и Йокель принялся жадно рыться в его содержимом.
— Что скажешь, Матис? — хихикал он. — Сколько аркебуз можно купить на все это? Сколько пороха? Если захотим, мы и собор в Шпейере можем разнести, верно?
— Надеюсь, этого не потребуется, — резко ответил Матис.
Тут распахнулись двери главного портала, и в церковь молча вошли крестьяне. Матис заметил, как некоторые из них сняли шапки, а другие украдкой перекрестились.
«Они не посмеют убивать здесь монахов, — подумал Матис. — Возле купели, в которой крестили их детей…»
У бокового алтаря, перед изваянием Пресвятой Девы Марии, стояли на коленях около десяти невредимых монахов. Они боязливо поглядывали на крестьян. Воцарилась напряженная тишина. Слышен был лишь треск пламени, пожиравшего соседние строения.