Сейчас, когда Клауса Бертгольда вновь призвали под знамена, он готов был принять объяснение по поводу приказа амтслейтера — объяснение, данное Кристманом не прямо — обиняками, что, отстраняя Клауса от активной работы в АО, руководство готовило почву для будущей операции. Это могло быть приятной правдой — разведка испокон века практиковала «консервирование»; но могло быть и вуалью, за которой Бертгольд обязан был увидеть крючок, прочно удерживающий его на леске: грехи не забыты, прощение надо заработать. До разговора с Боле Бертгольд колебался в решении альтернативы; амтслейтер все поставил на места. Слово «бремя», завершавшее беседу, было произнесено не случайно. Бремя — груз ответственности, и не только за операцию, но и за прошлое. Только так и можно было понять Боле, заострившего внимание агента на ответственности, а не на награде, как это принято делать, провожая эмиссара в далекий и полный опасностей путь.
«Пусть так, — подумал тогда Бертгольд. — И все же это — мое крупнейшее дело. И не только мое. Просто — крупнейшее».
При этом он испытал прилив самоуважения и гордости.
Действительно, операция, разработанная АО, выходила за рамки простого разведывательного мероприятия и, если принять в расчет планируемый итог, перерастала в политическую акцию. Таким итогом должен был стать процесс над видными антифашистами, покинувшими империю после того, как рейхстаг 14 июля тридцать четвертого принял закон, запрещающий в Германии деятельность всех политических партий, кроме НСДАП.
Чехословакия была одной из стран, оказавших эмигрантам гостеприимство, и к тридцать пятому в Праге беглецам удалось создать комитеты, имеющие связь с нелегалами в рейхе, и наладить выпуск литературы. Клаусу предстояло внедриться в антифашистские круги, завоевать их доверие и убедить, что в Германии зреет антигитлеровский заговор, прекрасно подготовленный и имеющий опору не только среди членов распущенных партий, но и в самой НСДАП, где скрытые сторонники Дрекслера, Штрассера и Рёма, не выявленные гестапо, готовы к самым решительным действиям.
Бригадефюрер СС Вермке — второй по рангу после Боле куратор операции — потратил немало часов, отрабатывая с Бертгольдом детали. Во время одной из бесед он передал Клаусу список членов НСДАП, подозреваемых гестапо в оппозиционных настроениях, и предложил обратить внимание в первую голову на тех пятерых или шестерых, которые занимали довольно крупные посты в СС и СА.
— Вы можете, если понадобится, связать пражских деятелей с этими господами впрямую, — сказал Вермке. — В прошлом они не раз шарахались из стороны в сторону, а эти вот двое вышли из социал-демократической колыбели. — Он ногтем подчеркнул фамилии бывших социал-демократов, оба были штандартенфюрерами СС. — Рейхсфюрер СС Гиммлер имел с ними беседы и… словом, они знают, что к чему.