Сейчас он и сам бы не смог объяснить, как случилось, что геббельсовский эмиссар — не аристократ даже! — в короткий срок завоевал его доверие, и настолько, что фон Шверинг рискнул прибегнуть к его деловому совету. Впрочем, в те дни он крайне нуждался в совете именно человека со стороны, не связанного с посольством. Дело шло о продаже доходного дома в Вене, принадлежавшего Шверингу. Продавать или нет? И надо ли перевести всю сумму в Имперский банк, или не будет предосудительным часть положить на счет в Стокгольме? Не запятнает ли такой шаг репутации фон Шверинга?
Вопреки мнению окружающих, тщательно поддерживаемому самим фон Шверингом, он не был богат. Дом в Вене составлял основу его материального благополучия. Сейчас как раз представился случай продать его за приемлемую цену.
Прибегнув к финансовым познаниям представителя «Фильмбанка», фон Шверинг получил исчерпывающие разъяснения. Продавать надо, ибо положение Австрийской республики неустойчиво… Господин фон Шверинг понимает, что имеется в виду? Ах да, как дипломат, он конечно же в курсе… Так вот, империя и Остеррейх должны стать неделимым целым. И станут. Другой вопрос — пройдет ли слияние мирным путем, или же придется прибегнуть к силе? Военные же действия, как известно, чреваты уничтожением недвижимости. Следовательно, продавать необходимо. Что же касается репутации, то зачем афишировать сугубо частные дела? Есть много способов заключить запродажную на одну сумму, а получить другую, превратив разницу в нерегистрируемый капитал. Так делают многие… Господин фон Шверинг, конечно, слышал о сделке между концерном «Герман Геринг» и Стальным трестом? Фельдмаршал авиации оказался прекрасным финансистом — от налогового аппарата он укрыл такую сумму, что ее хватило на целое крыло в картинной галерее «Каринхолла» и новые бриллианты для супруги — этой театральной дивы Эммы Зоннеман.
Вечер был долог, и разговор был долог, и собеседники перешли от финансов и светских новостей к политике. Представитель «Фильм-банка» оказался осведомленным во многих областях; постепенно беседа приняла доверительный характер…
На следующий день Вольфганг пересказал Эльзе в общих чертах содержание беседы. Попросил повнимательнее присмотреться к фон Шверингу: «Сдается, что нацисты ему не слишком по вкусу. Держится он осторожно и говорит не все — куда меньше, чем знает, но в то же время, заметь, членский билет НСДАГІ не мешает ему проглатывать истории о спекуляциях этого борова Геринга, выслушивать советы о сделке, наносящей ущерб рейху, и… цитировать коммуниста Мюзама». Эльзе пожала плечами. Сказала: «Мюзам? Фрондерство!» Вольфганг мягким жестом остановил ее: «Не скажи! Как знать, не лежат ли за этим достаточно серьезные вещи…»