Приняв душ и приведя себя в порядок, я обыскал палату и, обнаружив свои вещи в шкафу, быстро оделся. Найденные на полке бумаги, среди которых нашелся подтверждающий чин патент, рескрипт о присвоении личного дворянства и запечатанный государевой печатью конверт, я аккуратно сложил и сунул во внутренний карман. После чего, решил выглянуть из комнаты.
Без проблем миновав широкий коридор госпиталя, с почему-то пустующей стойкой дежурного, я спустился по добротной каменной лестнице на первый этаж и, поймав первую же пробегавшую мимо меня сестру милосердия, попросил ее передать главному врачу, что господин Старицкий, то бишь я, уехал домой.
Хм. Происходи дело на «том свете» и так легко из госпиталя я бы не сбежал, но тут… воистину край непуганых идиотов!
Сестричка кивнула и исчезла, а я спокойно вышел из здания и, поймав извозчика, отправился домой, по пути размышляя над произошедшим. Черт! Да это было близко! Очень близко! Хорошо еще, что они поторопились с началом допроса. Дилетанты, что с них возьмешь… А ведь, еще чуть-чуть, и я бы слился…
Но сильны, гады… Помнится, штатный мозголом канцелярии, рассказывая о приемах своей работы, утверждал, что подобный уровень воздействия не под силу большинству его коллег. А тут… аж двое, сразу. И все на бедного, несчастного меня.
А вообще, мне в пору гордиться! Все-таки, даже не князь Телепнев допрашивал, а сам Государь. Это вам, не хухры-мухры… Вот только зачем? Можно же было отдать приказ Особой канцелярии, и не мараться самому…
Коляска мерно катила по мостовой в сторону Неревского, а я углубился в чтение письма, явно написанного рукой государя-следователя. В нем нашелся и ответ на мой вопрос. Начиналось письмо с кратких и формальных извинений, а заканчивалось довольно искренним признанием в том, что идея допросить меня неофициально, принадлежала никому иному как самому великому князю. Причины же столь странного порыва он обозначил довольно скупо. Но мне этого хватило, чтобы понять: если верить Ингварю Святославичу, то он откровенно опасался того, что даже если я признаюсь на допросе в Особой канцелярии в совершенном убийстве, Телепнев, на пару с Рейн-Виленским, скроют этот факт из желания продолжить игру с участием «возрожденного Старицкого». Теперь же, Государь не сомневается в моей непричастности к смерти несчастной… кузины?!.. и искренне поздравляет с чином надворного советника и званием личного дворянина. Охренеть. И почему в Готском альманахе об этом нет ни слова?!
Чувствуя, как закипает моя несчастная голова, я свернул письмо и, запихнув его обратно в карман, поторопил извозчика. Лошади прибавили ходу, в разгоряченное лицо ударил легкий ветерок, и, спустя десять минут я оказался у усадьбы Смольяниной.